– Мы утром его вам вернем!
Хадовец еще немного помолчал и все так же, не поворачиваясь, отрезал:
– Все остаются здесь…
Кобальтовцы для приличия перекинулись с ним еще парой фраз и, раздосадованные, отошли в сторону.
Появились вертолеты. Мы загрузили раненых и убитых. С ними улетел один кобальтовец. Второй поманил меня пальчиком и мягонько так выяснил, что я делал рядом с командиром батальона ХАД. Я в ответ тактично прошелся по неуступчивой натуре «восточных деспотов» и традиционно «пожалился» на «руки связаны». Кобальтовец, удовлетворенный моим примерным поведением, согласно закивал головой и, угостив офицерской сигареткой, сказал:
– Минут через двадцать отчаливаем – держись рядом…
Пока грузили раненых и начали отход, комбат-хадовец допросил пленного. Задал несколько вопросов, потом пару раз прошелся глазами и… не пригибавшийся под ударами автоматного приклада пленный опустил голову. Рядовые хадовцы, сидевшие на снегу в нескольких метрах поодаль, так вообще чуть не попадали ниц.
Комбат отдал им какой-то приказ, и, когда те почти мгновенно исчезли, он вдруг скинул с плеча «АКМ», врезал короткой очередью по пленному и, закинув автомат за спину, двинулся следом.
К тому времени я уже достаточно видел покойников, видел и как умирают, но в этой гибели было что-то более страшное, чем смерть сама по себе.
Нет, все произошло без особых конвульсий – пару раз дернулся и затих. Не было и невыразимого ужаса в глазах, как у кишлачных жителей. Наоборот, увидев, как офицер снимает автомат с предохранителя, пленный даже чуть выпрямился и расправил грудь.
Меня поразило не столько то, как встретил свою смерть пленный, сколько то, как эту смерть принес комбат-хадовец. Было такое впечатление, что командир «Соколиков» не приговор привел в исполнение, не врага казнил, не человека убил, а сделал что-то будничное, обычное, о чем забыл еще до выстрела. Никаких эмоций в глазах, никаких чувств на лице, вообще ничего – словно в воздух выстрелил, подал какой-то сигнал, а не в человека, пусть и духа. Убийство вообще противоестественно, даже на войне – сколько ни смотри на трупы, все равно каждый раз внутри что-то дергается. Но этот расстрел был из ряда вон! Какой-то абсурд, как сон, что ли, изначально нереальный.
Стоявшие вокруг напряженно молчали, даже офицеры, даже кобальтовец. Проводив ХАД, командир шестой роты многозначительно кивнул на кишлачных мужиков и неизвестно кого спросил:
– Ну… А что с этими ублюдками делать?
Кто-то с натянутым смешком ответил:
– Тебя хадовцы забыли спросить!
Мужички тем временем под шумок подцепили тело и спокойно двинулись восвояси. После командира «соколиков» слова какого-то ротного для них, наверное, уже мало что значили. Он сам это понял и лишь скривился: