Господин Крёк не задает никаких вопросов ни о Мириам, ни о том, почему я хочу позаботиться о ее теле. И я благодарна ему за это. Наверное, это ответный жест с его стороны. Ведь я не задала ему ни одного вопроса за все время нашего знакомства. В офисе он только треплет меня по плечу, а потом аккуратно закатывает рукава рубашки. Он всегда так делает перед тем, как приступить к работе. Несколько часов спустя он извещает меня, что тело одето. Не хватает только носков и туфель.
Покинув квартиру фру де Врис, я забежала домой. Там я просмотрела свою одежду, чтобы выбрать что-нибудь для Мириам. Родителей нет: они наносят регулярный визит доктору папы. Я выбираю платье, которое мне подарили несколько лет назад, в день рождения. Оно все еще впору. Это одна из моих немногочисленных хороших вещей. Я кладу это платье в сумку, вместе с любимыми лакированными туфлями.
– Можно мне? – шепотом спрашиваю я господина Крёка. – Можно мне самой это сделать?
У него изумленный вид, поскольку я впервые захотела войти в комнату, где находится тело. Обычно покойников вносят туда с черного хода, омывают, обряжают, а затем кладут в гроб. Я никогда даже не заходила в ту комнату.
– Вы уверены?
Я киваю.
– Это важно для меня. – Потому что я подвела Мириам. Потому что нашла ее слишком поздно. Потому что ее голубое пальто испорчено и все в крови.
Он ведет меня в маленькую белую комнату. В руках моих туфли и носки, а также льняная скатерть, которую дала фру Кохен. Нужно было спросить у нее, что делать с этой скатертью. Я должна завернуть в нее Мириам или просто накрыть? И следовало ли мне приносить одежду? Может быть, на ней должно быть погребальное одеяние? И имеет ли все это значение? Фру Янссен сказала, что Родвелдты не соблюдали религиозные традиции.
Господин Крёк стоит у меня за спиной, несколько поодаль. Я смотрю на тело Мириам, лежащее на холодном столе. До сих пор я видела мертвых лишь дважды: на похоронах дедушки и бабушки. В первом случае мне было одиннадцать, во втором – двенадцать. Но тогда тусклое освещение и музыка спасали; а сейчас – только тишина и Мириам. Она такая маленькая.
Я в первый раз по-настоящему вижу ее. У нее лицо в форме сердечка, темные волосы, непокорный локон, упавший на лоб, а на подбородке слева – маленькая родинка. Ресницы густые и длинные. Описывая Мириам, никто не говорил мне, какие у нее бархатные ресницы. Нос немного коротковат. Этого мне тоже никто не говорил. Из-под воротника платья из атласа выглядывает край белого бинта. Он скрывает сквозную рану от пули, убившей ее. Я поправляю воротник, чтобы не виден был бинт.