Я говорю господину Крёку, что плохо себя чувствую и мне необходимо пойти домой. Он знает, что это ложь, но выражает надежду, что я скоро поправлюсь. И добавляет, что ему нужно знать, сколько людей будет присутствовать на погребении Мириам.
– Только я. И хорошо бы сделать это как можно скорее.
Господин Крёк сообщает, что у него уже есть участок на кладбище. И обещает позаботиться, чтобы могилу выкопали к завтрашнему утру. Он также говорит, к которому часу мне нужно прибыть на кладбище. Не знаю, как ему удалось так быстро найти участок. Разве что этот участок принадлежал кому-то другому, и то лицо лишилось места для погребения.
Прежде чем я покидаю офис, господин Крёк что-то сует мне в руку. Это большая плитка шикарного бельгийского шоколада. Такого шоколада я не видела с начала войны. Он мог продать эту плитку на черном рынке по цене, в двадцать раз превышающей ее стоимость. Таким образом господин Крёк выражает мне сочувствие. Отдать товар с черного рынка даром – это величайшая жертва со стороны любого спекулянта.
Я направляюсь домой. Мне бы следовало забрать велосипед у фру де Врис, когда я была там, но я этого не сделала. В то утро я ходила повсюду пешком, миля за милей, и даже едва заметила это. Холод проникал через пальто, и булыжники терзали мои ноги. Но это была благословенная физическая боль, которую гораздо легче вынести, чем щемящую боль в сердце. Когда я наконец добираюсь до дома, мой велосипед ждет меня там вместе с Олли. Усталым голосом он ведет банальный разговор с моими родителями.
– Я просто собирался оставить велосипед, – поясняет он. – Но твоя мама случайно увидела меня из окна. Я как раз рассказывал, как ты одолжила его. Мы с папой должны были поехать в больницу к маме. Пия благодарна, что ты смогла побыть с ней.
– Было приятно снова увидеть ее. И я рада, что болезнь твоей мамы оказалась ложной тревогой.
Мне кажется странным, что родители так никогда и не узнают, что случилось. Все это вранье о том, где я была, кто заболел и в какой больнице мать Олли, такая глупость. Я сажусь рядом с Олли, и мама накрывает стол к ланчу. Его рука касается моей под столом. Она теплая и действует успокаивающе. Я пожимаю его руку, и он сжимает мою.
– Господин Крёк организовал все для похорон, – шепотом сообщаю я Олли, пользуясь тем, что мама возится на кухне, а папа читает в передней комнате. – Спасибо, что забросил мой велосипед.
– Когда похороны? Я приду.
Я говорю, что в этом нет необходимости. Ведь он даже не знал Мириам. Впрочем, я тоже ее не знала, хотя и казалось, что это не так. Однако сейчас это не важно. Олли настаивает на том, чтобы прийти. Он говорит, что встретится со мной на кладбище завтра утром.