Симов помог старикам сбросить залепленные снегом вьюки и стал расседлывать лошадей.
— Стой, паря, нельзя… Застудишь коней, — остановил его Прокоп Ильич. — Пусть остынут под седлами. Конишки ослабели. Беда теперь с ними, пристали они. А тут еще снегу наворотит в колено. Так домой и через неделю не попасть…
— Как так не попасть? — взволновался Симов. — Через два дня машина из города придет за мясом. Отправь ее пустую — майор такую бучу поднимет!..
— А вот, как знаешь. Только ехать нельзя. С овсом бы еще как-нибудь добрались, а без овса — чистая беда. Эвон как кони «штаны» спустили, кулак в промежность войдет, — и старик с жалостью посмотрел на исхудавших коней. — Будь спокоен, майору мы объясним. Переждем дня три, кони отдохнут и солнце сгонит снег на увалах — ну, тогда на ветоши поддержать их сможем. А пока ехать никак нельзя. Угробим коней. Ведь мы в Шепшулте на них сохатого пудов на двадцать пять свезли. Два раза ездили. Вот и гляди теперь…
Пришлось согласиться со стариком. Посоветовавшись, охотники решили попытаться отправить письмо Трохину, который оставался все это время на реке у заездка.
Содрав с балагана кусок бересты, Симов разделил его на три части и на каждой острым черным карандашом написал:
«1 октября. Фока! Находимся на устье Улана. Добыли четырех зверей. Выпал большой снег и кони пристали. Задержи машину. Мясо привезем 5 октября.
Симов».
Свернув куски бересты трубкой и перевязав каждый несколько раз белым шнуром, он бросил письма в Джилу. Легкие свертки, подхваченные быстрым течением, обгоняя друг друга, понеслись вниз по реке и вскоре скрылись за каменистым порогом.
Наступившая осень принесла с собой на заездок много хлопот. Бесконечный поток реки нес огромное количество осыпавшейся листвы и хвои, беспрестанно засоряя заездок. Фока с утра до вечера переворачивал берды и ежечасно вычищал корыто. К концу сентября работы прибавилось, еще больше. По утрам шла шуга — снеговые сгустки вперемешку с листьями. Вола поднималась и переливалась через плотину.
Второго октября, когда Фока ожидал возвращения товарищей, прибежал на заездок его сынишка с известием о приезде майора в деревню. Фока немедленно запряг в телегу Бурку и, погрузив бочки с рыбой, выехал домой. Там его ждала гроза.
Узнав, что охотники еше не вернулись из тайги и мяса нет, майор обрушил на беднягу весь свой гнев. Никакие доводы и предположения о причинах задержки товарищей не могли урезонить начальника. Оставив Симову грозную записку, он в этот же день уехал в Читу.
Вернувшись на заездок, Фока снова принялся за работу. Очищая берды от листьев, он заметил берестяную трубку с белым шнуром, достал ее и, развернув бересту, прочитал послание. Восторгу его не было конца. Не медля ни минуты, он вскочил на коня и галопом помчался в Ново-Николаевское, в надежде застать там майора. Но старания его оказались напрасными: машина уже проехала.