Уилли (Колдер) - страница 200

Растущее отчуждение между Моэмом и его семьей в конце 50-х годов явилось лишь одним из показателей подкрадывающегося одиночества. К концу 50-х годов он порастерял многих друзей, которые к тому времени или ушли из жизни или в силу удаленности не могли с ним лично общаться. Неизбежные для пожилого возраста последствия — утрата слуха, памяти и сил — привели к сокращению числа приезжавших к нему гостей и появлению сильной усталости после его регулярных поездок в Лондон, которые всегда кончались обязательными болезнями и необходимостью прохождения курса лечения, что его сильно раздражало. Наконец в ноябре 1958 года он опубликовал свою последнюю книгу «Точка зрения» и объявил, что прекращает писать. На настойчивые уговоры критика Джона Бивена продолжать литературную деятельность Моэм ответил: «Писатель должен ощущать жизнь, быть погруженным в нее. Я же в этом мире сторонний наблюдатель».


X

БРЕМЯ ВОСПОМИНАНИЙ

1959–1965

В течение всей своей сознательной жизни Моэм верил в возможность человека выстраивать свою жизнь согласно намеченному плану. Яркий отрывок об узоре персидского ковра в «Бремени страстей человеческих» — метафорическое отражение его веры в то, что создание узора своей собственной жизни является единственным смыслом человеческого бытия. Карьера Моэма — во многом результат его упорных усилий и твердой воли. Будучи человеком не очень одаренным от природы, он как писатель добился успеха в трех жанрах. Еще в начале 20-х годов он определил, какое количество произведений и в какой последовательности он создаст, прежде чем отойдет от литературы. В основном он выполнил свой план, хотя война несколько нарушила сроки его осуществления. Сначала он сознательно перестал писать пьесы, затем прозаические произведения и наконец в 1958 году опубликовал работу, которую не относил ни к какому жанру художественной литературы.

В 1957 году, отвечая на вопрос о том, какой главный урок он извлек из жизни, Моэм ответил: «Прежде всего, я воспринимаю жизнь такой, какая она есть». Возможно, в старости он научился относиться философски к течению жизни и ее неожиданным поворотам, хотя на протяжении чуть ли не восьмидесяти лет пытался плести ее узор: не только сделать себе блестящую карьеру писателя, но и создать собственный духовный мир. Поскольку при этом чувства мешали принятию рациональных решений и могли причинить боль, они рассматривались как нежелательный элемент; предпочтение всегда отдавалось рассудку. Непосредственность могла выставить человека в смешном виде, поэтому она ставилась под неусыпный контроль разума; если отношения заканчивались крахом или с близким человеком в силу разочарования приходилось расставаться, он скрывал страдание под маской циничного смирения. Все пережитое, перемоловшись в жерновах судьбы, становилось материалом для его произведений. Самое главное — взлеты и падения не должны нарушать узора создаваемого человеком ковра жизни.