— Кастильончелло,— пояснила она,— если уже не Розиньяньо.
Я плохо видел ее в свете нижней палубы, а мне ужасно хотелось разглядеть ее получше. Хотя это еще было вполне терпимо.
— Видно, ты часто все это рассказываешь,— заметил я.
И улыбнулся ей.
— Да нет,— ответила она, но как-то через силу, потом чуть замешкалась, будто вдруг застыдившись,— просто я много об этом думала.
— Когда тебя просят рассказать, ты рассказываешь?
— Иногда,— ответила она,— я рассказываю совсем другое.
— А тем, кого ты берешь с собой на яхту, им ты рассказываешь?
— Нет,— запротестовала она,— во всяком случае, не это. Я рассказываю им то, что хочу. Нельзя же рассказывать все кому попало. Случается, я говорю им, что просто совершаю круиз.
Желание разглядеть ее получше внезапно сделалось почти непреодолимым.
— Пойдем,— сказал я.
Мы пошли ко мне в каюту. Она улеглась на койку, какая-то усталая, отрешенная. Я присел подле нее.
— Ужасно устаю от этих разговоров,— призналась она.
— Могу себе представить,— согласился я,— как это должно быть утомительно.
Она удивилась, но даже не приподнялась.
— И ты что, никогда не говорила ему этого прежде?
— Все, что он мог себе позволить,— ответила она,— это любовь к року, а я всегда старалась сделать так, чтобы наша встреча казалась ему судьбой.
— Ты думала, это могло его взволновать?
— Да, я и сейчас так думаю и даже старалась немного оттолкнуть от себя, ведь он мог бы вообразить, будто я жду от него каких-то обещаний, пусть даже никак не связывающих его свободы, но все равно обещаний, во всяком случае, каких-то знаков внимания, а это заставило бы его удрать еще раньше, чем он это сделал.
— А как ты думаешь, от многих других романов он уже убегал таким же манером?
И невольно улыбнулся.
— Откуда мне знать,— ответила она.
Она внимательно посмотрела на меня, ожидая, что я снова заговорю. Я пошел открыть иллюминатор, потом вернулся.
— Ты была счастлива,— проговорил я,— пусть хоть полгода…
— Теперь это кажется таким далеким,— заметила она. Потом добавила: — Ты что-то сказал?
— Уже не помню. Интересно, настанет ли день, когда эта яхта наконец остановится?
Я видел, как она мало-помалу освобождалась от чар своей истории.
— Завтра,— предложила она,— в Пьомбино, если захочешь, мы можем вместе спуститься на берег.
— В Пьомбино или в любом другом месте,— ответил я,— какая мне разница.
— Знаешь, мне все больше и больше нравится выходить на берег,— призналась она,— хотя, по правде говоря, я не могла бы расстаться с яхтой.
— Но ведь теперь у тебя нет никаких причин, чтобы не выходить на берег.
— А ты,— спросила она,— ты был когда-нибудь счастлив?