— Да нет,— пробормотала она, потом, чуть поколебавшись, добавила: — Все не совсем так, просто я к тебе привыкла, вот и все, и потом, я надеялась…
— На что?
— Что ты переменишься.
Она с минуту выждала, потом опять без всякого притворства спросила:
— Чудо, о котором ты говорил, эта женщина?
— Да нет — то, что я наконец решился уйти из Гражданского состояния. Я принял это решение во Флоренции, а тогда я еще даже не подозревал о ее существовании.
— Но ведь когда ты ее увидел, эту женщину, ты стал еще больше уверен, правда?
— Трудно сказать, не знаю, мог ли я стать еще больше уверен. Просто она оказалась здесь со своей яхтой, вот я и подумал, у меня есть крохотный шанс, что она возьмет меня с собой.
— Мужчины, которые рассчитывают на женщин, чтобы выпутаться из своих проблем, самые настоящие подонки,— произнесла она.
— Да, знаю, так говорят,— возразил я,— хотя мне всегда казалось, что это немного глупо. Ведь если разобраться, я никогда не понимал, почему все так считают?
— Только одни подонки и трусы,— продолжила она, не слушая меня.— Хотя, если разобраться, их и мужчинами-то не назовешь.
— Что ж, может, так оно и есть,— согласился я,— какая мне разница…
— Да это понял бы любой нормальный мужчина.
— Но ведь когда я решил остаться, это было еще во Флоренции, я тогда и понятия не имел, что она существует на свете.
— И что же, будешь драить ей палубы?
— Знаешь, теперь у меня уже не осталось никаких амбиций, как, бывало, раньше.
Вне себя, она как подкошенная рухнула на кровать. Потом, отчеканивая каждое слово, изрекла:
— Вот уж никогда бы не подумала, что ты сможешь пасть так низко.
Я не мог больше усидеть на месте. И снова улегся.
— И все-таки самым большим подонком я был, пока служил в Гражданском состоянии,— проговорил я наконец,— даже с тобой, ты права, с тобой я тоже вел себя как самый настоящий подонок. Я был таким несчастным.
— А я, думаешь, я была счастлива, да?
— Все-таки ты была не такой несчастной, как я. Ведь если бы ты была такой же несчастной, разве ты смогла бы стирать мне рубашки?..
— И что же, надеешься найти свое счастье, когда будешь драить ей палубы, так, что ли?
— Да я и сам не знаю. Во всяком случае, корабль — это такое место, где по крайней мере нет никаких бумаг, никаких регистров.
— Идиот несчастный,— проговорила она,— он еще говорит о каком-то счастье, похоже, ты и в этом-то разобрался ничуть не лучше, чем во всем остальном.
— Но ведь даже ты сама,— дерзнул я,— часто говоришь о счастье человечества.
— Это правда,— подтвердила она,— я верю в счастье.
— Да, я знаю,— заметил я,— в труде и достойной жизни.