Танец подошел к концу. Его многократно заказывали снова и снова, так что протанцевали мы с ней довольно долго.
— Мне так весело,— проговорила Карла.— Но ужасно хочется пить. Я бы выпила лимонаду.
— Надо бы сходить принести,— сказала она.
— Я принесу,— вызвался я,— и два коньяка для нас, да?
— Если хотите. Уже очень поздно.
Было столько народу, что я с трудом протиснулся к бару. Один коньяк я опрокинул на месте, а еще два доставил вместе с лимонадом. Карла выпила его залпом и тут же отправилась снова танцевать. Мы выпили по рюмке коньяка и тоже последовали ее примеру.
— Нет,— заметила она,— похоже, вы и вправду большой любитель танцев…
— Мне не хочется пропускать ни одного.
— Но ведь Эоло отпустил ее всего на час,— понизив голос, напомнила она.— А мы здесь уже куда больше часа.
— Да нет, даже и часа-то еще не прошло.
— Через час за мной должен подойти катер.
— Вот видите, выходит, все равно придется еще немного подождать. А пока мы с вами можем потанцевать.
Голос у меня дрожал, но теперь уже не от страха. Я поцеловал ее волосы.
— Расскажите мне,— попросил я,— об этом матросе с Гибралтара.
— Потом, попозже,— ответила она.— У вас прямо какая-то навязчивая идея.
— Просто я немножко пьян.
Она засмеялась, но как-то принужденно. Ей явно надоело танцевать. Да и танцевали-то мы как-то не очень ловко.
— Мне нравится в Италии, здесь так красиво,— заметил я.
И мы оба замолчали. Мной снова овладели воспоминания о Жаклин, и я опять оказался в поезде, там была страшная духота, а он все мчался и мчался в ночи. Этот поезд уже не впервые всплывал у меня в памяти, но на сей раз мне никак не удавалось изгнать его оттуда. Я слегка разжал объятия. Она посмотрела на меня.
— Не надо больше думать о ней,— проговорила она.
— Просто в поездах сейчас такая духота, вот в чем все дело.
Она заметила как-то очень ласково:
— Нынче днем, за обедом, она очень сердилась.
— Думаю, это все из-за меня, за обедом я заставил ее сильно страдать.
— А она поняла, почему вы с ней расстались? — после довольно долгой паузы спросила она.
— Да нет, так ничего и не поняла. Наверное, это моя вина, просто я не смог ей толком ничего объяснить.
— Не надо больше об этом думать.— Потом добавила: — По-моему, вам действительно не стоит больше об этом думать.
— Но ведь она так ничего и не поняла,— повторил я.
— С кем такого ни случалось…
В голосе ее просквозил легкий упрек, но он по-прежнему оставался очень мягким, нежным, ни одна женщина никогда еще не говорила со мной так ласково.
— И что же вы собираетесь теперь делать?
— Неужели надо непременно что-нибудь с собой делать? Разве не бывает так, что можно обойтись без этого?