– Брат леди из Лукретили, Джорджо. Он приказал убить ее или извести каким-либо способом и забрать боевой меч.
– Зачем ему меч?
– Без меча ему не упрочить своего положения. Это меч его отца, почивший лорд всегда клялся на нем, прежде чем приступить к вынесению приговоров, когда ему приходилось выполнять роль судьи. Без меча такого болвана, как Джорджо, никто всерьез воспринимать не будет. Где уж ему повелевать и властвовать!
– Джорждо упоминал о послании, содержащемся на мече?
– Нет, – торговец замотал головой и тут же пожалел об этом, застонав от боли.
– Ты знаешь, почему лезвие этого меча прикручено к ножнам?
– Клянусь, я понятия не имею. Мне просто приказали добыть его.
– Зачем ты пытался отравить меня?
– Всем известно, что ты жизни не пощадишь ради Изольды. Все знают, какова ты в деле – неумолимая, сильная, опасная. Он повелел мне сперва уничтожить тебя, а потом избавиться и от его сестры.
Ишрак молча кивнула, ее душила ярость. Она глубоко вздохнула, чтобы унять вновь всколыхнувшуюся в ней ненависть.
– Где ты достал яд для сережек?
– Джорджо дал его мне. Я пропитал ядом серьги и заодно ожерелье.
Ишрак снова глубоко вздохнула, отвращение к коробейнику и его господину сдавило ей горло.
– Но почему ты отослал Изольду с танцорами? Разве не легче было отравить ее? Какую цель ты преследовал? И как ты сумел провернуть это?
Он самодовольно ухмыльнулся, как человек, которому вознесли хвалу за содеянное им нелегкое великое дело. Мягко надавливая на кинжал, Ишрак провела лезвием по лицу мошенника, заметила пульсирующую на шее жилку и подумала, с какой легкость могла бы сейчас ее проткнуть.
– Я полагал, что, если она убежит с танцорами, обо мне никто и не вспомнит, – оправдывался торговец. – Я не предполагал, что ты выживешь. Удивительно, как тебе это удалось. Это ведь сильнодействующий яд.
Ишрак кивнула.
– Но как тебе удалось все это провернуть?
– О, у меня дар, – внезапно заурчал коробейник напевно, ласково. – Мой голос, убаюкивающий и нежный, любого заставит плясать под мою дудку. Любого заставит сделать то, что я ему прикажу, моя юная госпожа. Я порабощаю разум людей, мои мысли становятся их мыслями. Тебе ведь тоже нравится слушать меня, я так обходителен, так участлив. А ты страсть как истосковалась по доброму слову. Ты едва держишься на ногах, веки твои тяжелы, ты хочешь спать. Сейчас я начну считать от пяти до одного, и когда я скажу «два», ты погрузишься в сон. Такой вот у меня талант, и он тебе придется по душе.
Не отрывая пронзительного взгляда от Ишрак, он погладил вздувшуюся багровую рану на скуле.