Изольда беспомощно развела руками.
– Мне так жаль. Мне так жаль вас и ваш народ. Но ведь я ничего не знала. Я не понимала ничего.
Томительно долго он рассматривал ее, прищурив черные глаза.
– Да неужели? Ничего не знали? Уверены? А вот друг ваш знал. О, он отлично осведомлен о том, в чем нас обвиняют люди, не так ли?
Фрейзе понуро кивнул.
– И ведь батюшка ваш был лордом, не так ли? Наверняка он покровительствовал ростовщикам-иудеям и евреям-торгашам, проживавшим на его земле. Несомненно, вы их видели. И ваш отец, вне всякого сомнения, взимал с них дань. А время от времени выпускал своих воинов поразвлечься в еврейские деревушки, так сказать, напомнить о том, кто здесь хозяин.
Изольда вспыхнула от нестерпимого стыда.
– Он был крестоносец, рыцарь без страха и упрека. В его деревне царил мир, – с достоинством ответила она. – Он сражался в Святой земле.
– Что ж, значит, он убивал мавров и не щадил евреев. И вы все это знали. Вы и все христиане, ваши братья по вере. Вам известно все. Вы все всегда знаете. Просто не желаете об этом думать. Вы предпочитаете затыкать уши, когда мы взываем о помощи. И когда кто-нибудь спрашивает, куда подевалась еврейская семья, жившая рядом с вами, куда пропал еврейский писатель, книги которого изъяты из продажи, куда запропастился еврей-продавец из своего магазинчика, у вас всегда наготове ответ: мы не знаем, мы не имеем понятия, мы и сами в растерянности. Говорите, вы добрые соседи? Но вы равнодушны и предпочитаете на все закрывать глаза. Вы покупаете наши украшения по бросовой цене, переезжаете в наши опустевшие дома. Вы не удосуживаетесь узнать, почему съехали их бывшие владельцы. Все по закону, не о чем волноваться! Вам жаль, утверждаете вы, но что вы сделали, чтобы не испытывать сожаления? Вы открещиваетесь от злодеяний, совершаемых от вашего имени, во славу вашего Бога. Вы заявляете: мы тут ни при чем, мы не знали. Но незнание – ваш осознанный выбор, ваша неизгладимая вина.
– Там, где я живу… – начал было Фрейзе.
– Где бы вы ни жили, везде все одинаково, – раввин даже слушать его не пожелал. – Весь мир ополчился против еврейского народа по самым нелепейшим причинам. Вам нужны какие-то основания для ненависти, но какие бы основания вы ни выдумали, все они гроша ломаного не стоят. И когда над евреями творятся бесчинства, вы мямлите: мы не знаем, возможно, они это заслужили.
– Мне жаль, – стенала обезоруженная его правотой Изольда. – Мне в самом деле ужасно жаль. Я не знала. Я предпочитала не знать.
– Мы терпим, – смело заявил раввин. – Мы молимся, чтобы не стало хуже. Мы молимся, чтобы не наступил тот день, когда явится новый безумец, который возведет напраслину на наш народ, а люди ему поверят, что-то сделают, а потом все скажут, что ничего не знали. Вы пришли к нам и подвергли нас серьезной опасности. И чем дольше вы здесь остаетесь, тем больше усугубляете наше положение. И если милосердие и впрямь постучалось в ваши сердца – уходите.