Мне вдруг вспомнились слова отца, сказанные прошлой ночью.
— Так случилось с моей бабушкой? — спросил я. — У нее правда была Черная Тень?
Думаю, такой вопрос шокировал бы любого, но Абидос остался невозмутим. Он промедлил лишь секунду, прежде чем ответить.
— Она была больна, — проговорил он почти рассеянно. Поднеся указательный палец к лицу, Абидос начертил на щеке контур какой-то фигуры. — У нее появились черные отметины, которые росли и росли — так же, как в ее душе росла тьма.
— Я не понимаю. Какая тьма? О чем ты?
Абидос откинулся на спинку стула, и я увидел, как у него на переносице появились морщинки.
— Тьма, которая, казалась, овладела ею… Уродство души, изменившее ее. Она стала совсем другим человеком. Та женщина, которую я знал ребенком, исчезла без следа. В конце концов твоему отцу пришлось… остановить ее.
И снова слова отца зазвучали в моей голове: «Мое право и моя обязанность — защищать семью и клан от порченной крови». Тогда речь шла о Шелле, и он прибавил: «Я свяжу ее навеки, если придется».
— Я не понимаю, — повторил я. — Моя мать целительница. Почему она не…
— От этой болезни не существует лекарства. Если правда то, что говорят маги, Черная Тень — проклятие, наложенное на нас медеками. Они сделали это незадолго до того, как мы уничтожили их всех. И если так, едва ли наша магия способна справиться с этой заразой. Мы можем лишь выжечь инфекцию до того, как она распространится.
Абидос положил руку мне на плечо — странный жест, необычный для него.
— Но не думай так много о прошлом. В настоящем тоже хватает опасностей.
Я вспомнил о Pa-мете и его сыновьях. Могли бы они убить отца, если б не вмешалась Фериус? Я посмотрел на Абидоса.
— Pa-мет угрожает нашей семье?
Дядя снова принялся за еду.
— Нет, если твой отец станет Верховным магом клана.
— А он станет? У Дома Ра много сторонников. Что, если…
Абидос как раз подносил ко рту вилку с насаженным на нее куском мяса. Он остановился и посмотрел на меня, приподняв бровь.
— Случалось ли хоть раз, чтобы твой отец в чем-то не преуспел?
Он был по-своему прав. С другой стороны, едва ли Абидос что-то смыслил в политике джен-теп. Я пытался придумать, как бы повежливее указать ему на это, когда дверь снова открылась и вошла Шелла.
Следовало ожидать, что она заявится. Прошли почти сутки, и, несомненно, она думала, что я сменю гнев на милость, что бы она там ни сделала.
— Слушай, Келлен, я знаю, что ты на меня злишься, но я…
Только теперь она заметила дядю, сидящего за моим столом.
— А ты что здесь делаешь, Абидос?
— Убирайся, Шелла, — сказал я.