– Я прошу прощения, – негромко сказала она. – Прости меня, Макар. Пожалуйста, прости.
– Давно простил, – в тон ей ответил Зотов.
– Тогда… тогда позволь мне остаться. – Ее ладони легли на плечи Макара. – Мне тяжело без тебя. Лиза поймет. Она ведь… добрая. Мы для нее что-нибудь придумаем.
Зотов хмыкнул, покачал головой:
– Никаких «мы» быть не может. «Мы» давно умерло, сгорело и развеялось. – Он достал из холодильника подсолнечное масло. – Наше «мы» быльем поросло. Кончено.
С ресниц Любы сорвалась слеза.
– Как жестоко, – сдавленным голосом произнесла она. – Ты не человек, Зотов.
Он пожал плечами: суди как знаешь.
– Проклятый курганник… Что же ты со мной сделал? Может, опоил? – Любовь оперлась левой рукой о стол, правой размазывая по щекам слезы, смешанные с тушью. – А-а-а. Я поняла. Это Лизка наколдовала зелья. Иначе почему я не могу тебя забыть?
– Понеслась трында по кочкам, – пробормотал Макар, смешивая зелень в миске.
– Со мной так поступать нельзя, – прошипела Люба. – Сдохнет твоя Лизка, понял?! И тебе туда дорога!
Она вытащила ятаган из ножен. Макар быстро отступил назад, столкнулся с растерявшимся Виктором и не удержался – друзья рухнули на порог кухни.
– Получи, проклятый! – Перехватив ятаган двумя руками, девушка подняла его над головой.
Ковалев попытался подняться, чтобы помочь другу, но только мешал Макару встать на ноги. Их спасло то, что Люба неожиданно сомлела, ноги ее подкосились, и она повалилась на пол. Зотов облегченно выдохнул.
– Витек, убери свои ноги.
Наконец Ковалеву удалось встать. Макар поднялся сам.
– Извини, – пробормотал Виктор.
– Проехали.
В веранде появился озабоченный Спиридоныч.
– Вы чегой т тут? – спросил он, но, увидев лежащую без чувств Любу, отвернулся. – Макарка, ты чей т с девки труселя… того?
– Очень надо, – зло бросил Зотов. – Сама наряжалась, – и одернул задравшуюся на девичьей попе юбку.
– А-а-а… что это у нее? – промямлил Виктор.
Он присел, желая вновь приподнять оборки.
– Та не срами ты девку! – одернул его старик. – Что-что? Тебе оно надо? Токма под юбку бы залезть. Тьфу! Городская срамота.
– Да ладно тебе, Спиридоныч, – злился Макар. – Пусть посмотрит.
Он приподнял подол: от поясницы до ложбинки между ягодицами рос у Любы клинышек волосков длиной в палец.
– Это хвост? – Виктора перекосило от отвращения. – Бэ-э! Жуть какая.
– Этими волосками она и привораживала, – авторитетно заявил Зотов.
Ковалев побледнел, вспоминая длинные волосы на языке.
– Ты шутишь?
– Да какие шутки! А еще менструации добавляла для крепости.
Виктор вылетел во двор, едва не сбив с ног Спиридоныча.