– Кто знает, шо б с девчонкой стало, ежели бы ему в башку не втемяшилось могильные плиты раскапывать, – продолжил плести Спиридоныч.
– Что-то я ни хрена не понимаю, – сердито пробурчал Ковалев.
– Да чё тут понимать, дурья твоя башка? – возмутился старик. – Ен пошел старые могильные плиты копать, шоб знать, знач, какие людишки у нас на погосте схоронены. Ен и нашел Лизку на могиле. Ее солнышком шарахнуло – девчушка и сомлела. А ен откачал ее, знач.
– Да кто ен-то? – терял терпение Виктор.
– Та тихо. – Спиридоныч зашипел, вжимая голову в плечи. – Шо ж ты так орешь? – Он кивнул на дверь. – Ен жи ж и нашел.
– Да кто? – взмолился Виктор.
– Да Макар жи ж.
Ковалев в сердцах сплюнул.
– Они ж с Лизкой два сапога пара. Одна цветочки собирает, другой всяко разно старье копает. Посля ентого случаю друг за дружкой бегали по степи, та шо тебе сайгаки.
Виктор покачал головой, с трудом разбираясь в болтовне Федора Спиридоныча Ляпунова. Вот уж Бог дал фамилию! Нет, то, что Макар с Лизой сдружились, – понятно. Но откуда Любовь появилась? Почему Спиридоныч хочет, чтобы именно у нее с Зотовым сладилось?
– Та шо тута понимать. – Круглая физия старика расплылась в улыбке. – Лизка – энто ж детство. Вот тебе и весь сказ! А Любаша – энто ж, – он потряс кулаками, – э-эх! Тута настоясша любовь. Усе по-взрослому. К тому ж как Макар расти стал… Как тебе растолковать-то? Бриться начал – о! Понимаш?
– Ясно, – кивнул Ковалев. – Дети выросли.
– Вроде того, – согласился Спиридоныч. – Макарку на флот забрили, а Лизка исчо в школе сидела. Когда Макар вернулся, она в институте была. А тут Любов, – руки старика описали в воздухе контуры женского тела, – краса сама собою. Ну, Макарка и того… энтого.
Спиридоныча разморило. Он посмотрел на ополовиненную бутылку, что-то прикидывая в уме.
– Пойду-кась я прилягу, – пробормотал старик, пытаясь закрутить пробочку. С третьего раза получилось. Криво.
И песня пробуждает души мертвых,
Зароненные, словно семена,
В чужое невозделанное сердце,
В котором зло с добром переплелись,
Как корни трав на поле одичавшем…
Ритта Козунова
Люба лежала неподвижно, будто уснула. Но ресницы ее мелко дрожали, глазные яблоки шевелились под сомкнутыми веками, пальцы чуть вздрагивали. Похоже, она и правда видела сон, в котором ей приходилось беспрестанно двигаться, словно на нее нападали со всех сторон невидимые Макару враги. Демон ли, дух ли, проявивший себя в драке, теперь увлек сознание девушки в свои миры. Кто знает, сколько может продержаться там Любовь? Если сейчас приняться за изгнание мятежного подселенца, можно самому подцепить нечто подобное или принять изгнанного в себя. Да и не по силам Зотову изгнание. Все, что он хочет, – заглянуть за занавес, увидеть чужака, быть может, понять, откуда взялся, чего хочет: завладеть телом или вернуться в иной мир.