Макар сел на стул рядом со спящей, принялся разминать пальцами воск, начитывая слова:
– Знаменуйся, раб Божий Макар, крестом животворящим – одесную и ошую, спереди и сзади…
Он прикрыл глаза. Бьющие в окно лучи солнца просвечивали веки. Когда в сердце и душу кузнеца пришел покой, он ощутил себя плывущим в золотом дожде. В вышине – волнующаяся поверхность моря, в глубине – за ним неповоротливыми рыбами плывут неясные тени, охотятся, и только яркий свет сдерживает хищников.
– Близ меня Христос и вся сила небесная…
Яркие вспышки, похожие на шаровые молнии, стали загораться вокруг Макара, и он неожиданно понял, что никуда не плывет, а висит на месте в подвижном огненном море.
– А далече от меня со своею темною силою стоит, и со всеми человеки прогнан бысть, третьюстами и шестидесятью ангелы стали Божии…
Покончив с установкой защиты, Зотов приоткрыл глаза. Если бы сейчас кто посторонний заглянул в них – испугался бы. Зрачки Макара горели оранжевым пламенем, словно в них полыхал костер.
Кузнец нацепил размятый воск на свой крестик, осторожно взял девушку за запястье, как это делает доктор, нащупывая пульс.
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Аминь! Нравом причастник и Апостолам наместник, Апостолом быв, деяние обрел еси боговдохновенне…
В золотом сиянии солнца за закрытыми веками прорисовался контур тела обнаженной девушки. Сначала обозначился золотистой линией, потом приобрел объем, в котором стали видны потоки и искрящиеся линии – кровотоки, нервные импульсы – закрутились взвеси. За девичьей спиной возникла тень. Зотов сначала не обратил внимания – увлекся поиском темной «медузы» наговора или злого чарования, которое могло вложить в Любу подселенца. Но такового не находилось, зато тень набрала силу, повторяя контуры золотого тела. Сразу так и не отличишь. Теперь отчетливо проступили различия: плечи и бедра шире, удлиненная форма головы.
– …с него же молимся человеколюбчу… – Слова стали даваться Макару с усилием.
Пришедшая на ум догадка не давала сосредоточиться. А ведь нет никакого чарования! Любка сама, по доброй воле или любопытной неосторожности подцепила неприкаянную душу. Каким только образом умудрилась?
– …очиститися и избавитися рабе Божьей Любви от всякого злого чарования, обаяния, колдования, – дочитывал Макар, наблюдая синхронное колебание светлого и темного контуров, – …от сего часу и минуты по весь ее век и на всю жизнь, во веки и веки. Аминь!
Золотое море огня вспыхнуло и исчезло вместе с силуэтами – солнечный свет пробивался через опущенные веки. Девичье запястье в пальцах кузнеца дрогнуло.