Кадык Макара дернулся, и Дарсата облегченно вздохнула.
– Он… он… – Лиза никак не могла произнести страшное слово.
Женщина мудрого Арта положила ей руку на плечо, качнула головой.
– Онка́ креп. Онка́ варка. – Он сильный. Он волк.
Лиза закрыла глаза, горькие слезы скатились по щекам.
Дарсата поднялась и подошла к стенающей Любе. Раскачиваясь со стороны в сторону, девушка тихо выла, не отрывая взгляда от посеревшего лица курганника.
– Пора, – сказала ей осарта, беря под локоть.
– Куда? Зачем? – Люба не поняла сарматского слова, но сообразила, что ее хотят увести. – А он? Что с ним?
– Пора домой, – настаивала Дарсата, уводя ее прочь, к кромке балки, где медленно волновался туманный прибой.
– Нет. Туда не надо. Не надо. – Люба слабо сопротивлялась, постоянно оглядываясь на распростертое тело курганника и на сгорбленную фигурку сестры возле него.
Дарсата приказала параласпайнам держать лежащую на алтаре руками. Путы могли навредить девушке, потому Арсанар и Варкаса взяли девушку за запястья, а Таскар придавил ей лодыжки. Дарсата завязала им глаза – не лишняя предосторожность. Своенравный дух царицы Амаканги мог вселиться в одного из них. Готовые служить царице в любой ипостаси, верные параласпайны не стали бы сопротивляться. И тогда сармат пойдет на сармата, и зазвенят мечи, и польется кровь. Кто верен Амаканге, кто стоит за Мадсака – смерти все едино. Враги – те же скифы – только посмеются, а улучив момент, ударят, обращая женщин и детей в кагаров.
Дарсата могла справиться с духом Амаканги – духом сарматской царицы. Духом родной сестры. Эта девочка на алтаре не по своей вине получила его и не смогла подчинить упрямую Амакангу – стычка у кургана тому свидетельством. Остается только Дарсата – осарта, женщина мудрого Арта.
Дарсата запела, поднимая курительницу над головой девушки. Легкая улыбка коснулась губ Таскара при звуке знакомого голоса. Улыбнулась и девушка, слегка изогнувшись, словно под ласками возлюбленного. Дарсата запела громче. Дым сухих трав окутал девичью голову. Пленница дернулась в руках параласпайнов, не желая вдыхать сизый дурман. Блаженная улыбка на ее лице сменилась тревогой, руки напряглись, пытаясь вырваться из захватов, чуть приподнялись колени, но Таскар удержал ноги, жилы на его запястьях вздулись.
Осарта Дарсата продолжала петь, заставляя девушку метаться по алтарю. Параласпайнам пришлось бы туго, если бы на алтаре лежала Амаканга – Тяжелая Рука. Но даже эта слабая, нежная – Дарсата никак не могла запомнить ее имя – доставляла трем воинам немало хлопот. Обнаженные по пояс параласпайны покрылись потом, хотя никто не разжигал очаг, и в шатре было довольно прохладно. Их ладони стали скользкими, и удерживать пленницу становилось все труднее. Наконец Дарсата запрыгнула на алтарь и села ей на живот.