Я посмотрел на грозу - она снова надвигалась. Бурление в небе словно сгущало мрак.
Слева разговаривали. Разговаривали, похоже, давно, просто я не слышал. Только теперь я заметил, что все мое тело болит, что меня бьет неудержимая дрожь, что я валюсь с ног.
- Пойдем, - потянула меня Фиона. - Полежи. Нас и так осталось мало.
Я покорно отошел от обрыва.
- Ну и что? - Я взглянул на грозу, совсем уже близкую. - Какой смысл? Эта штука накроет нас с минуты на минуту.
- А мы что, обязаны ее дожидаться? - пожала плечами Фиона. - Мы пойдем во Двор, по черному мосту. Оборона уже прорвана. Туда гроза может и не дойти. Она может остановиться на краю бездны. И вообще, нам следовало бы попрощаться с папой.
- Похоже, иного выхода нет, - кивнул я. - Обстоятельства заставляют нас проявить должную почтительность.
Я опустился на землю и глубоко вздохнул. Не знаю, как уж это возможно, но я чувствовал себя еще более ослабевшим.
- Сапоги снять? - спросила Фиона.
- Да.
Она стянула с меня сапог, затем другой. Мои ноги гудели.
- Спасибо.
- Я принесу тебе поесть.
Я закрыл глаза. И задремал. Связного сна я не увидел - слишком уж много плясало в моей голове образов, самых разнообразных. Не знаю, как долго это продолжалось, но затем зацокали копыта приближающейся лошади, сработал старый рефлекс, и я проснулся. По моим закрытым глазам скользнула чья-то тень.
Я открыл глаза и увидел над собой всадника, с головы до ног закутанного в длинный плащ. Он сидел абсолютно неподвижно, не произносил ни слова и смотрел мне в лицо. Собственное его лицо было скрыто краем плаща.
Он глядел на меня - я глядел на него. Никаких вроде бы угрожающих телодвижений, однако этот холодный взгляд выражал явную антипатию.
- Се возлежит доблестный рыцарь.
Я промолчал.
- А ведь мне убить тебя - как раз плюнуть.
Тогда я узнал этот голос, но причина столь пламенных чувств оставалась для меня неясной.
- Я нашла Бореля еще живым, - промолвила Дара. - Он поведал мне, как бесчестно ты взял над ним верх.
Тут уж я не мог ровно ничего поделать. Сам, помимо и против воли, в моем горле возник сухой, иронический смешок. Господи, это ж надо придумать такую ересь! Я мог рассказать ей, что Борель был гораздо лучше снаряжен, что он был свеж и полон сил и при этом требовал поединка. Можно бы добавить еще, что я не считаю войну игрой и что, когда моя жизнь в опасности, я не придерживаюсь никаких правил. Я мог наговорить много самых разных вещей, только какой смысл, если Дара не знала их сама, либо знала, но не хотела с ними согласиться? Кроме того, ее чувства ко мне были вполне очевидны и вряд ли могли мгновенно измениться.