Зима 1941 года была голодная и холодная. Электрического освещения в домах не было. Пользовались коптилками: в бутылочку наливали керосин, за ним были длиннющие очереди, на горлышко одевали жестяной кружочек с трубочкой в центре с протянутым через нее шнурочком – фитилем. Света от коптилки было мало, копоти много. Пробовали использовать и лучину, кое-где у стариков еще сохранились поставцы для лучины. До этого я читал об этом только в сказках.
И все же для тысяч людей, поднятых войной с запада страны, плохо одетых, голодных, со страхом ожидающих ежедневно прихода почтальона – похоронки пришли почти ко всем – и местным и приезжим, власть была на высоте. Никто не остался под открытым небом, регулярно по карточкам получали, хоть и минимум, продукты. Детей подкармливали как могли. Их прикрепляли к специальным столовым, где дети могли получить тарелку супа (с тыквой и клецками), кашу из магары, о ее существовании мы узнали только здесь. Ее еще называли лошадиной манкой, раньше она шла на корм лошадям, она горчила, но осенью – зимой 1941 года это было большим подспорьем: сверху каша заливалась ложкой химического киселя на сахарине – крупа казалась не такой горькой. Ах, где те не съеденные довоенные котлеты! Тарелки после еды можно было не мыть: вылизывали начисто.
А какой восторг был, когда по карточкам выдавали впервые увиденные повидло из тыквы, конечно, без сахара, и цукаты из сахарной свеклы. Отбракованную белую свеклу очищали, получив по карточкам, нарезали мелкими кусочками и пекли все в той же русской печи. В школе всем детям выдавали по маленькой булочке. Они казались нам необыкновенно вкусными.
Мама до поздней осени, когда их мобилизовали в Сабакаево, сначала работала счетоводом-бухгалтером в рабочей столовке, что кроме карточек давало возможность получать ежедневно один обед, который она скармливала мне. Я приходил к ней после школы, съедал суп и шел к бабушке обедать.
Такой снежной зимы я в Ростове не видел, но и морозы в 1941/42 году были суровы, а ведь и одежда и обувь были наши, ростовские, где зима длится обычно два-три месяца, а здесь до шести месяцев: с конца октября и до начала апреля. Что-то выменивали, денег у нас не было, пока дядя Давид не переслал бабушке свой денежный и продовольственный аттестат. У меня появились валенки. В это время моим любимым удовольствием было бродить по сугробам после школы, представляя, что я иду с бойцами на врага, бродил по пояс в снегу, с очень боевыми песнями. В валенках было полно снега, приходил с мокрыми ногами. Очень любил, как и все мальчишки, подцепиться на сани и подъехать к дому. Было у меня еще одно увлечение. Видимо, в Мелекессе формировались полки резерва. И с утра до темноты шли занятия рот по строевой и тактической подготовке. Мне доставляло удовольствие по дороге домой из школы задержаться на часок-другой, пока не закоченею, маршируя за ротой, подпевая и запоминая команды.