Впрочем, без реплик и тут не обходилось.
- Академик Лаврентьев поздравлял, теперь Келдыш,- бывало, скажет Кузьма Петрович, устраиваясь половчее на каком-нибудь колесе или ящике.
И начинается: - Сам президент...
- Завидую тебе, Эдя! Кем ты был, если разобраться? То-то и оно!.. А теперь? Теперь, брат, тебе все человечество ручкой машет.
Только мой сосед и друг Семен как был, так и остался неисправимым скептиком.
- Чепуха! - бурчал он себе под нос.- И космос, и письма - все чепуха!
Но на него уже не обращали внимания.
- Та-ак, еще письмо,- Кузьма Петрович извлек из нагрудного кармана другое письмо, обклеенное марками; все притихли...- "Дорогой Эдуард Петрович! - Он откашлялся.- Перед тобой встает один из самых кардинальных вопросов всех времен и народов - как вести разработку: комплексно или локально? Большинство видных ученых предпочитает второй путь. Он наиболее легкий, так как не требует рассмотрения информационных связей данной задачи с другими, позволяет вести поиски в рамках только одной этой проблемы (задачи) н, естественно, быстрее получить искомый результат. Но как только делается попытка выполнить другую задачу, информационно, и не только информационно, связанную с первой, уже решенной или еще не решенной, что, впрочем, не имеет существенного значения, возникает необходимость..." Механик обессиленно умолк и вытер пот с лица. Однако вытирать было бесполезно. Пот продолжал катиться градом.
Наступила тишина.
- Кто бы это? - спросил мой сосед и друг Семен.
- Кандидат, а что за кандидат, поди разбери! - опять вытер лоб рукавом и тяжело вздохнул Кузьма Петрович. Чтение далось ему нелегко.
- Наука! - произнес кто-то шепотом.
И при слове "наука" все благоговейно помолчали.
Слышно стало, как в степи стрекочут кузнечики.
- Ну-с, пойдем дальше...- Кузьма Петрович извлек из кармана третье письмо и вдруг закрыл глаза и блаженно потянул в себя воздух.- У-ух, одеколоном пахнет! - Он показал на голубенький конверт и, кивая вверх, в сторону космоса, добавил: - Нюхай, Эдя, нюхай, там не дадут.
Я понюхал. И раз, и два, и три раза понюхал. Письмо, действительно, пахло одеколоном или духами, трудно сказать, я, признаться, не силен по этой части.
Потом стали нюхать и остальные - порознь и все вместе.
Посыпались реплики: - Да-а!
- А ты думал!
- Артистка, не иначе!
Когда все нанюхались, Кузьма Петрович вскрыл конверт, пробежал глазами коротенькое письмо и опять зажмурился, зачмокал губами и затряс головой.
- Угадал! - пропел он почти с восторгом и перевел дух. Вздохнул, но не тяжело, как бывает, а сладко, мечтательно. Он, должно быть, вообразил неведомую артистку, королеву в своем роде, которая выражала свои чувства по случаю моего полета на другую планету.