– Позаботься о том, чтобы в следующий раз получше отмерить дозу, – буркнула я, все еще напуганная тем, что прочла во взгляде своего спутника.
– Где ты учился драться, солдат? В любом кабаке дерутся отчаянней! Боги, спасите, да любая кухарка лучше оттаскает за волосы поваренка!
Голос раздавался со стороны площадки. Я узнала бы его из тысячи. Не изменившийся, не треснувший – все такой же зычный, громкий голос командира. Друга. Брата.
– Атос жив, – прошептала я. В эту секунду я могла не думать о последствиях, а просто позволить себе насладиться счастьем осознания. – Он жив.
* * *
Я никогда и никому бы в этом не призналась, но после магического взрыва нередко представляла, что Атос чудесным образом спасся, и вот мы встречаемся. В этих мечтаниях я, конечно же, сразу прощала его глупую веру в Алайлу и щенячью преданность ей. Мы смеялись, обнимались и уезжали на поиски приключений далеко-далеко. В этих мечтах не было Атоса, лишь выдуманный его образ: мой смелый защитник, мой учитель, мой брат… Мой, мой, мой. Не настоящий Атос, обуреваемый своими страстями, а некое приложение ко мне, тот, кому по долгу службы вменялось делать меня счастливой.
Это и было самым сладким: воображать себе идеальный мир и идеальную дружбу. И как только противный голос разума тихонько шептал: «Погоди, не все так просто…» – я попросту обрывала грезы. Мечты должны приносить радость, верно? Никому не нужна правда жизни.
Но он и вправду был жив, стоял в паре десятков метров, дышал тем же воздухом, что и я, и от души ругался, как в былые времена. И то, что мы встретились, вдруг стало самым худшим моим ночным кошмаром. Взявшись за край, я натянула фаранк на лицо так, что один из его слоев скрыл меня от глаз до самой шеи. Теперь я была готова встретиться со своим двухлетним страхом.
Я смотрела на Атоса, может быть, с минуту, пока не поняла, что пытаюсь отыскать в нем чужака. Мне хотелось, чтобы он выглядел или вел себя иначе. Чтобы я с легким сердцем могла сказать: «Да, он ошибся и избрал зло. Что ж, можно убить его со спокойной совестью». Но, к своему нарастающему стыду, я видела лишь крайнийского мальчишку, который на людях всегда вел себя слегка вызывающе. Разве что чуть возмужавшего, отрастившего волосы, завязанные теперь в небрежный хвостик, и одетого в форму бело-зеленых оттенков, приличествующую генералу. На спине в ножнах, как всегда, висел огромный двуручный меч, вот только это был другой клинок – это я поняла издалека. Атос нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по ограде импровизированной арены, как делал тысячи раз в беседе со мной. Начал колотить – дурной знак, нервничает или даже злится.