Где наша не пропадала (Дудин) - страница 30
В журнале «Знание — сила» они наткнулись на схему детекторного приемника.
Все пять кукушкинских рублей и Мишины сбережения пошли на выписку проволоки, клемм, гнезд и детекторов. На помощь им пришел Сергей Александрович.
К зимним каникулам приемники, аккуратно покрытые синей эмалью, были готовы и опробованы. В наушниках гудела музыка. В наушниках было ясно слышно: «Внимание! Говорит Москва!»
Г л а в а д в е н а д ц а т а я
ЖЕНЩИНЕ НИ В ЧЕМ НЕ ОТКАЗЫВАЮТ, И БАЛАБАН СТРЕЛЯЕТ В ОКНО
За одной партой с Кукушкиным сидела Тоня Магрычева. Она училась вместе с ним в бабаевской школе, жила в деревне Кожино, в полуверсте от Дранкина. Кукушкин не обращал раньше на нее внимания; ну, девчонка как девчонка, что с нее взять, да еще белоручка.
Пятистенный с приделом дом Магрычевых стоял в стороне от деревни. Его так и звали — Магрычевский хутор. Дом был крыт железом, стоял на каменном фундаменте; на придворье было два амбара и три сарая, погреб и свой колодец. Отец Тони — Козьма Флегонтович — промышлял кожами и корьем. Лучшие поля и покосы принадлежали Магрычеву. Сам хозяин подворья, сухой дубленый старик, был лыс, как куриное яйцо, и ребятишки любили дразнить его:
Прокричат эту дразнилку хором и — в стороны. Козьма Флегонтович грозил обидчикам палкой и запоминал их. Запомнил он и Кукушкина.
Надрал Кукушкин пучков пять корья, высушил и принес на магрычевское подворье.
— Тащи к сараю, милок, сейчас приму, — попросил Козьма Флегонтович. Кукушкин пошел вслед за хозяином. Хозяин взвешивал корье.
— Разложи-ка его на солнышке, оно еще не просохло, и иди с богом.
— А деньги?
— Подь сюда, милок, отсчитаю.
Кукушкин подошел. Магрычев ловко ухватил его за ухо и выдворил с подворья коленом под зад, приговаривая: «Плешь да плешь и нашего по-ешь!» И ушел Кукушкин несолоно хлебавши.
Страшнее самого хозяина по всей округе был его сын Мефодий, по прозвищу Балабан. Он уже отсидел полтора года в тюрьме за поножовщину. Ходил Балабан в хромовых сапогах и в рубахе нараспашку. Рукава были закатаны выше локтя. На груди красовался выколотый синий орел, держащий в когтях женщину; под татуировкой была выколота подпись: «Я помню чудное мгновенье». Руки Балабана тоже были разрисованы змеями и якорями.
— Ты поедешь на каникулы домой? — спросила Тоня Кукушкина.
— Пойду! — ответил Кукушкин.
— Поедем вместе, за мной приедут.
— Ладно!
Кукушкин посмотрел на Тоню так, как будто в первый раз ее увидел.