На протяжении человеческой истории инженеры использовали в работе над проектами не слишком долговечные пищущие материалы и уходили в небытие, которого Леонардо удалось избежать только благодаря бесспорной технической и художественной гениальности дневников. Многочисленные книги и манускрипты посвящены ошибочным теориям устройства вселенной и утопиям мечтателей, и мы знакомы с ними гораздо лучше, чем с остроумными и полезными изобретениями минувших времен. Причина этого (по крайней мере отчасти) в том, что задолго до эпохи Леонардо инженеры избрали для проектов форму рисунков и чертежей, а не записей. Но рисунки и чертежи никогда не были предметом гуманитарных исследований. Американский историк-медиевист Линн Уайт-младший ясно осознавал необходимость выхода за пределы письменных свидетельств. В предисловии к своему замечательному исследованию, посвященному роли артефактов (например, стремян) в истории цивилизации, он писал:
Если историки собираются предпринять попытку написания истории человечества, но не такой, какой она воображалась небольшой и весьма своеобразной группе представителей человеческого рода, имевших обыкновение что-то там небрежно записывать, то им следует по-новому взглянуть на эти записи, поставить новые вопросы и задействовать все археологические, иконографические и этимологические источники, чтобы найти ответы, которых нет в записках современников[14].
Проектирование обычно длится недолго, и это процесс в общем и целом всегда оставался невидимой и недокументированной главкой в истории цивилизации. У нас на руках имеются артефакты всех времен, идентифицируемые как инструменты, конструкции или машины, но мы рассматриваем их как разрозненные фрагменты материального мира, рождавшегося в процессе культурного развития. Гораздо сложнее воспринимать их как плоды сознательных актов творческого созидания, а их эволюцию или усовершенствование рассматривать как целенаправленную инженерную деятельность — особенно в силу того, что возможности для такой интерпретации зависят главным образом от наших представлений о мыслительном потенциале далеких предков. Действительно ли они что-то созидали или просто натыкались на удачные природные образования в виде камней нужной формы или упавших деревьев, позволяющих перейти реку? Всегда ли мы были заложниками обстоятельств или же с самого начала действовали как сознательные изобретатели и инженеры?
Марк Витрувий Поллион, чей десятитомный трактат «Об архитектуре» служит основным источником знаний об истории технических изобретений в Древнем Риме, полагал, что наша изобретательность — врожденное качество. Но даже Витрувий не верил в то, что прогресс может опираться только на дарование, и в перечне обязательных требований к архитектору или инженеру образца двухтысячелетней давности он поместил владение карандашом (заостренной кисточкой наподобие инструмента Леонардо) на второе место сразу после образования. Умение чертить и рисовать было всем.