Дергать… рвать… крутить…
И вот уже заскрипела, затрещала, захрустела ломаемая доска, из намертво вкрученного или приколоченного шпингалета вылетели ржавые гвозди, а после вылетел и весь он сам, оторвавшись от створки окна, но продолжая крепко сидеть в отверстии планки в подоконнике. Еще один рывок, и громкий скрежет трескающейся по швам древесины, и в руках у меня оказалась часть доски, вместе со шпингалетом. Створка же окна по инерции двинулась вслед за подоконником, по-видимому, не желая с ним расставаться, и наполовину открылась, являя мне новый, иной мир…
Иное продолжение борьбы…
Я обхватила руками выломанную доску, и прижала к себе, точно это был не выгнивший кусок подоконника, а близкий родной мне человек… Андрейка…
И я заплакала… тихо… тихо так… только это были не слезы боли и печали, а это были слезы радости и счастья, это были слезы победы.
А внутри меня ликовало все мое естество. И казалось мне, что очень тихо, также тихо как плачу я, вторит моему естеству, мое мертвое сердце… не слышно выбивая победный ритм.
Через открывшееся окно на меня дохнуло свежим воздухом, к оному перемешивался тонкий запах дыма, словно перед тем как отворить створку, там в том ночном, черном мареве весьма долго жгли сухую траву и осеннюю листву.
Я радостно выдохнула, и широко открыв рот, вдохнула эту чистую, чуть горьковатую свежесть, и неспешно наклонившись, положила отломанную доску на пол. Я глянула на ее ширину, массивность и подумала, что верно говорят у нас: «От нужды волк лисой запоёт». Если бы мне, при моей жизни, сказали, что придет время и я такая тоненькая, фигуристая, не высокого роста женщина буду выдирать такую доску, выламывать створки окна, загибать крючки из дужки ведра… Я бы никогда этому не поверила и громко… громко посмеялась над таким шутником. Ведь при жизни я тяжелее ложки в руках ничего не держала, такая пава со вздернутым носиком была… была… да уж…
Усмехнувшись, я закрыла свой рот, и начала дышать через нос да неторопливо шагнув к окну ближе, распахнула створку. Она, протяжно заскрипев и покачиваясь из стороны в сторону, пошла на меня, и открылась настежь, едва коснувшись бокового откоса оконного проема.
А я выглянула в окно и увидела там черный витающий туман… вернее не туман, а пар, влажный и липкий. Я протянула руку вперед, выставив ее под тот густой пар, и сейчас же на нее осели крупные капли воды.
Эта черная тьма, клубящегося пара, напоминала чем-то парилку бани, а густая влажность переносимая ими не просто стояла перед глазами какой-то плотной завесой, так что ничего не было видно, но и мгновенно осаждалась кругом крупными и мелкими, словно бисер каплями воды. Я выглядывала в окно, стараясь разглядеть, каков же теперь мой путь и каким образом я отсюда смогу выйти. И повернув направо голову, увидела там, прямо возле оконной коробки, укрепленную на стене широкую, оцинкованную водосточную трубу, она шла откуда-то сверху, и, уходя вниз, терялась в том черном, клубящемся паре.