— Пытаюсь угадать, что это за время года, — пояснила я, не в силах отойти от полотна.
— Зима, — усмехнулся мужчина. — Ветра, дожди и голые ветки на черной, чуть промерзшей земле. В этом мире зима лишь три недели. Складывается ощущение, что природа выдохнуля, скинула с себя все ненужное, умылась, очистилась и заснула, чтобы уже через три недели проснуться, оглушив нас криками птиц.
— А лето? — уточнила я.
— А что лето?
— Оно долго? — допытывалась я, медленно переходя к следующей картине.
— Тоже три недели, — усмехнулся Тавир. — Жарко, но не душно. Вода в море не успевает прогреться, а потому подростки в эти дни развлекаются тем, что прыгают с обрывов в пенящиеся волны.
— Не разбиваются? — насторожилась я.
— Люди иногда разбиваются, а горгульи… — Улыбка скользнула по губам мужчины.
— Ну да… — протянула я, — камень о камень не разобьешь. А все остальное межсезонье?
— Да, — кивнул Тавир, указывая рукой на другую картину. — Посмотри, это тот самый остров, про который я тебе говорил. Именно на нем расположен храм… Точнее, то, что от него осталось.
Мы медленно переходили от картины к картине. Тавир рассказывал, что изображено на очередном полотне, и терпеливо отвечал на мои вопросы. Я потеряла счет времени, и лишь в самом конце, когда мы подошли к очередному полотну, кольцо на моем пальце едва заметно нагрелось. Монстр с диадемой на голове и распахнутыми за спиной крыльями стоял на утесе. Ветер трепал края его плаща. Я не могла оторвать взгляда от картины, что-то знакомое, едва различимое, но…
— Князь, — глухо произнес Тавир.
— Диадема? — Я протянула руку к холсту, ощущая тепло кольца.
— Да, — отозвался мужчина. — Запомни это чувство, кольцо будет вести тебя к ней.
— Но почему оно отреагировало на картину? — насторожилась я. — Быть может, диадема за ней?
— В этой картине есть часть силы Князя. Если Князь умрет, картина превратится в пепел.
— Ясно…
От стены, где все это время сидел Викас, раздался едва различимый стон. Тавир приложил палец к моим губам и подмигнул, затем нажал на раме картины с изображением Князя едва различимый бутон, и я услышала тихий щелчок. Под картиной открылась дверца, в которую скользнул Тавир, напоследок послав мне воздушный поцелуй. Дверь тут же слилась со стеной, будто ее и не было. Викас же застонал громче, и я поспешила к нему.
— Что это было? — хрипло поинтересовалась горгулья, потирая голову.
— Мне кажется, ты поскользнулся и упал, ударившись о стену, — умнее объяснения я придумать не успела.
— Все в порядке? — Мужчина обводил галерею затравленным взглядом.