Шерали их узнавал сразу же.
Вот кедр-сибиряк, попавший сюда в давние времена. Перевалив через Уральский хребет, он перешагнул степи и широкие реки. В борьбе за жизнь кедр оказался победителем. И теперь стоит высокий, зеленый, широко раскинув ветви. За ним должна быть небольшая березовая роща… Верно, стоят березки, тесно прижавшись друг к другу, переговариваясь между собой тихо, таинственно, о чем-то своем. Сейчас они вытянулись еще больше, возмужали. Чуть поодаль от них должна быть полянка… Та самая полянка, на которой он впервые увидел Тамару… Интересно, жив ли еще тот корявый пень?
Конечно, тут как тут!..
Шерали взял сына на руки.
— Устал, сынок? Ну как, нравится тебе дедушкин лес? Правда, хорошо?
Бахтияр от восторга захлопал в ладоши и закричал на весь лес:
— Дада-а-а-а! Где ты? Ау-у-у-у!..
За березками начинался старый сосновый бор. Этот бор существовал давно. Очень давно. По словам Опанаса Гавриловича, отсюда возили мачты для боевых кораблей Петра Великого. Взглянешь вверх — и не видать вершин. Только стволы — прямые, стройные, крепкие, цвета кованой меди — переливаются на солнце. В воздухе стоит острый запах смолы и хвои.
— Пойдем к озеру, сынок, — предложил Шерали сыну. — Приехали к дедушке — надо осмотреть все его владения!
Через некоторое время деревья неожиданно расступились и сверкнуло широкое, спокойное озеро. Вода темная, с синеватым отливом — глубина в озере большая. На желтом берегу прыгали птицы, их следы замысловатым узором оставались на темном влажном песке.
— Давай, сынок, посидим, посмотрим на птичек.
Шерали набрал кучу сухого хвороста, сверху расстелил свой пиджак, усадил Бахтияра, а сам растянулся на траве.
Бахтияр внимательно рассматривал все незнакомое, новое.
— Вон! Вон! Смотри! — часто вскрикивал мальчик.
Шерали приподнимался на локтях и видел цепочки гусей или уток, пришедших со двора Опанаса Гавриловича купаться на озеро и греться на песке.
Прилетали к озеру стайки трясогузок и, напившись воды, снова исчезали. Где-то прокричал удод, а вот раздался знакомый звук: тук-тук, тук-тук…
Подняв голову, Шерали осмотрелся: на стволе кудрявой цветущей липы дятел длинным клювом упорно долбил кору.
Повеял свежий ветерок, на воду свинцовым налетом легли морщинки ряби. Зашуршали камыши, листья, приумолкли птицы.
Неповторимая, своя красота у леса.
И как ее не полюбить! Как не подружиться с людьми, которые берегли эту красоту! Берегли кропотливым, большим трудом.
Когда у Шерали зародилась мысль рассказать о людях леса, он не помнит. Но эта мысль не давала ему покоя. Ото всех втайне он начал записывать свои наблюдения. Что это будет за книга, Шерали пока не знал. Однако чувствовал — книга должна получиться интересной. Ведь жизнь, о которой он собирается писать, своеобразна, необычна.