Полицай медленно поднимает голову и едва шевелит губами.
— Кончайте… Что комедию ломаете? Все равно же к стенке поставите.
— Мы не убийцы… — строго обрывает Козлов. — Отвечайте на вопросы.
— Месяц скоро будет… — наконец говорит полицай и снова опускает голову.
— Сколько на твоей… — Опанас Гаврилович замолкает и поправляется: — На вашей совести сколько душ?
Полицай непонимающе смотрит на лесничего.
— Сколько вы погубили советских людей?.. — спрашивает Козлов.
Подсудимый крутит головой.
— Врет! — вскакивает один из парней. Ему лучше знать. Это он и тащил в партизанский отряд полицая.
— Тише! — поправляет Козлов. — Хотите выступить?
— Да… Хочу!
— Слово имеет свидетель… товарищ Костров.
Никогда не приходилось девятнадцатилетнему «товарищу Кострову», который до сих пор был просто Володькой, выступать с обвинением.
Запинаясь, краснея, он начал свой рассказ о зверствах пришибленного, сгорбившегося полицая.
— Я знаю его давно… Когда был вот таким… — Володя даже пригнулся, чтобы протянуть ладонь к полу. — Звали дядей Кузьмой… Был человек как человек… А оказывается, зверь в нем сидел…
Парень освоился и стал торопливо перечислять все, что успел натворить за месяц полицейский. При каждом имени, при каждой фамилии подсудимый все ниже опускал голову. И когда Козлов предоставил ему слово, полицай развел руками: что там говорить…
Землянка вздрогнула, зашумела — негодующе, гулко.
— Хватит с ним церемониться…
— Повесить его мало..
Шерали Султанов никогда не был на судебных заседаниях. Он не мог сравнить, не мог сказать: правильно ли соблюдены все формальности. В одном уверен комиссар: иначе поступать нельзя.
А Козлов еще до войны избирался народным заседателем. Поднявшись, он твердо предложил:
— Прошу встать…
От имени Родины, от имени народа Степан Иванович огласил приговор.
Предателя увели из землянки. И вскоре где-то в глуши раздался выстрел.
Все в лагере его слышали. Люди уже привыкли к смерти, привыкли к беспорядочной стрельбе и взрывам, но этот выстрел заставил всех вздрогнуть.
— Нужно, чтоб о решении партизанского суда узнал народ… — сказал Козлов, оставшись наедине с комиссаром.
— Следует выпустить несколько листовок… Напишем от руки и ночью вывесим в деревне.
— Правильно… — согласился командир отряда.
Они набросали короткий текст. Отдали Ане Масловой.
К вечеру десять листовок, десять страничек из школьной тетради, были подготовлены.
— Никогда не думал, — задумчиво разглядывая листок в косую клетку, сказал Степан Иванович, — что в детских тетрадях придется писать такие слова.
Под текстом стояла лаконичная подпись: «Партизанский суд».