Опанас Гаврилович выглядел провинившимся мальчуганом. Он растерянно моргал глазами, потирая лоб.
— Ведь как получилось… Говорит, братец…
— Равчук был прав насчет братца. «Братцы» они настоящие по черным делам, по пролитой ими крови советских людей! Всю сволочь собрали гитлеровцы со всего света.
Орлянский не договорил, поднялся: ждали другие дела.
— Возвращайтесь к себе… и за работу, — он улыбнулся. — Работать так, чтобы жарко было врагам, чтобы все вокруг горело от такой работы. В буквальном смысле горело.
Пожав руки Шерали и его тестю, Орлянский снова сел за стол, углубившись в изучение бумаг.
На пороге блиндажа Опанас Гаврилович остановился, хотел что-то сказать, но раздумал и, махнув рукой, вышел вслед за Султановым.
В лесу было сыро, промозгло. Сыпался мелкий снег, но не удерживался на голых ветках, таял. С сучьев падала холодная капель. Лес словно оплакивал умершее лето, тосковал по солнцу.
Решив все дела в штабе соединения, Султанов со своими партизанами выехал домой.
Так и называет теперь Шерали домом лагерь «Маленького гарнизона». Там же, в землянке, сейчас живет с Бахтияром бабка Марфа. Как пригодились в отряде ее руки! И женщина, почувствовав, что она всем нужна, еще проворнее стала работать.
— Бойкая девка, — шутил Опанас Гаврилович, — сбросила годков сорок.
К ней обращались по различным хозяйственным вопросам. Она успевала и поштопать, и постирать.
— Эх, сердешный, — приговаривала старуха. — За маменькой небось рос. Иголку разве так держат? Дай уж я сама.
Партизан, у которого пот выступил на лбу от этой мудреной работы, передавал иглу в ловкие пальцы бабки Марфы.
С независимым видом, чувствуя себя действительно как дома, по лагерю ходил Бахтияр.
Собственно, один он бывал очень редко. В отряде что ни партизан, то его друг-приятель. Все знали и о привычках, и о вкусах Бахтияра, знали о судьбе его матери. Многим он напоминал об их семьях, детях.
Бахтияр любил слушать сказки.
И каких ему только здесь не рассказывали сказок! Грузинских, украинских, латышских, узбекских, русских.
— В такие годы — и уже солдат, — вздыхал Опанас Гаврилович. — Уже наслушался, как пули свистят. По выслуге лет будет самым старым воином.
Да, лагерь стал домом для Шерали, для Опанаса Гавриловича, для каждого партизана и даже для Бахтияра.
Случалось, в партизанскую семью порой не возвращались некоторые — небольшие холмики оставались на пути бойцов. Надолго, навсегда оставались в памяти людей их погибшие товарищи.
А отряд пополнялся все новыми, и новыми силами.
Шерали вспоминал лица партизан, их отрывочные биографии. Люди приходили с одним желанием: уничтожить врага. Сила крепла с каждым днем. Об этой силе нужно было думать не только в том случае, когда она нужна, но любую минуту. Думать о каждой мелочи, о каждом деле, что касалось людей.