— Спасибо, Эльви! — все еще морщась от боли, произнес Кленг, глядя на девушку. — Я потерял Тору, но, когда ты обрабатывала рану, мне вдруг показалось, что это не ты, а она накладывает мне повязку на ноющее плечо. Теперь ты мне как дочь!
— Не волнуйся, народ у нас добрый, ничего с ней не случится! Следующей весной она будет ждать тебя на Черном ручье! Поверь мне, так оно и будет!
— Поверь ей, Кленг! Эльви еще ни разу не ошиблась в своих предсказаниях! — произнес Хаук, обращаясь к своему ярлу.
— Верю! Теперь я уже окончательно верю всему, что она говорит. А что это ты так рьяно заступаешься за эту мерянку? Может быть, она тебе нравится? — превозмогая боль, спросил Кленг, и на лице его появилась едва заметная улыбка. — Ладно, можешь не отвечать, и так видно!
— И ничего не видно! Просто я хотел сказать, что иногда нам следует прислушиваться к словам этой девушки! — застигнутый врасплох словами вождя, смущенно произнес Хаук.
— Мы все и прислушиваемся, если, конечно, не считать одного воина, который не прислушивается, а безоговорочно верит каждому слову Эльви, но я не буду называть его имя! Сейчас нам необходимо хорошо отдохнуть, а завтра вновь взяться за весла. Путь до Верхнего волока займет не менее двух недель. Эльви идет с нами. А теперь разжигайте костры, готовьте пищу и отдыхайте! — с этими словами ярл подошел к уже приготовленному для него шатру и скрылся за его матерчатым пологом. Через час вернулись воины, преследовавшие Глума. Как и следовало ожидать, погоня не удалась. Для Эльви был поставлен отдельный шатер, почти вплотную примыкающий к шатру Кленга, и дружина, понемногу обустроившись на берегу, расположилась на отдых.
Ночь прошла спокойно. Утреннее солнце, осторожно поднявшись над краем леса, уже никого не обнаружило на месте бывшей стоянки. Три варяжские ладьи, преодолевая встречное течение, давно уже ушли в сторону Верхнего волока.
Глава 14
О виках и викингах
Погода постепенно менялась. Холодный северный ветер, словно пытаясь наверстать упущенное время, гнал по небу низкие серые облака. Вскоре пошел мелкий осенний дождь, который впоследствии уже и не прекращался.
Вторую неделю, промокший и потемневший от обилия влаги, снеккар неторопливо двигался вниз по течению реки. Плеск воды под ударами весел давно уже стих, и теперь они, тяжелые и длинные, спокойно лежали в специально отведенных местах и также, как и все остальные предметы, мокли под непрерывным, хотя и мелким, дождем. Одинокая, безлюдная ладья, произвольно плывущая по широкой и полноводной реке, казалась в этот час совершенно безжизненной и пустой, но это было не так. Под навесом, выполненным из прочного матерчатого полотна, кутаясь в шерстяные накидки, расположился весь её продрогший и немногочисленный экипаж. Люди сидели молча и каждый из них, видимо, коротая это затянувшееся, ненастное, время, думал о чем-то своем. Сюда, под это эластичное и плотное укрытие, не залетали порывы холодного осеннего ветра, а горящий жировой светильник, хотя никого и не грел в этом замкнутом и полутемном пространстве, но все-таки создавал у присутствующих иллюзию какого-то долгожданного тепла и уюта. Выходить из-под навеса в такую погоду никому не хотелось, да и не было в этом сейчас никакой, крайней, необходимости. Широкая и полноводная Итиль сама несла ладью вниз по течению, и здесь можно было уже не опасаться ни мелей, ни перекатов, и никаких-то иных обстоятельств, которые могли бы нарушить плавное движение судна. Под матерчатым навесом все также было тихо и спокойно. Люди молча дремали под убаюкивающий шорох дождя и лишь где-то уже далеко за полдень, в глубине этого небольшого и примитивного укрытия послышался всем знакомый и уверенный голос человека.