– Картечь есть, – сказал кавалер,– я в одной из бочек видел.
– Прекрасно,– сказал капитан,– заманите их сюда к дверям, и пусть они встанут покучнее, а я всё сделаю.
Когда Волков прощался с сослуживцами, получал выходные деньги, собирал вещи и седлал коня, помимо лёгкой грусти, его не покидало чувство облегчения. Казалось, он избавлялся от чего-то тяжёлого, что многие, многие годы камнем лежало на сердце. Только покинув казармы, только уйдя из гвардии навсегда, он неожиданно понял, что его тяготило. Сидя на дорогом коне и не оборачиваясь назад, он уезжал в новую жизнь и надеялся, что больше никогда не испытает этот отвратного, изматывающего чувства, чувства томительного ожидания сигнала к атаке. А теперь глядя как, стараясь не шуметь, люди капитана Пруффа весело, под светом многих факелов, разбирают доспехи, надевают их и откровенно радуются, после того как кавалер пообещал им, что доспехи останутся у них после возвращения.
Теперь, глядя на них, он снова ощущал мерзкое покалывание в кончиках пальцев, как в молодости перед первыми сражениями, когда он только начинал осваивать ремесло солдата. Да, он снова чувствовал, то чего чувствовать не хотел. Выматывающее душу ожидание сигнала. Только с той разницей, что сигнал к атаке, сегодня придётся отдавать ему самому. Солдаты одевали латы тихо, разговоры велись в полголоса. Не гремели, помогали друг другу. И Роха рядился в латы, и Хилли-Вилли. Даже отец Семион нацепил кирасу, одел шлем, правда, без подшлемника, нашёл маленький кавалерийский щит, и взял в руки шестопёр. Стоял, размахивал им приноровляясь. Шестопёр оружие, которое требовало опыта. Да ещё и короткое, драться таким без перчаток и наручей дело гиблое. У попа явно такого опыта не было, а перчатки и наручи ему не достались. Волков встал, подошёл к нему, без разговоров отобрал у него шестопёр, нашёл в бочке с оружием крепкий клевец на длинной рукояти, вручил попу и сказал:
– Вперёд не лезь, раненых добивай, или наших раненых не давай добить. Держись во втором ряду с арбалетчиками.
– Как пожелаете, кавалер.– Ответил отец Семион.
– Эй, – продолжил Волков,– разбирайте арбалеты, аркебузиры, заряжайте аркебузы.
Солдаты стали разбирать оружие, арбалетов оказалось девять штук, аркебуз четыре штуки. На десяти шагах было чем встретить самого крепко вооружённого врага. А ещё был мушкет. А ведь ещё были и пушки!
– Порох – дрянь, – доложил капитан, доставая для наглядности порох из бочки, осветил его лампой и показал его кавалеру,– но сухой, для войны на дистанции не пригоден, но тут на двадцати, тридцати даже на ста шагах сработает. Я велел класть полтора совка. Бахнет, так – бахнет.