Толстяк с большим трудом, опираясь на лавку, стал подниматься на ноги, а поднявшись, снова попытался зарыдать, но Волков уже изрядно взбешённый опять заорал:
– Говори, дьявольское отродье!
– Правду, правду он говорит.– Мямлил Зеппельт.
– Значит вместо исполнения обряда, ты вожделел упокоенных? Прямо в храме?– Удивлялся брат Семион.
– Ну а где же ещё то,– раздражённо произнёс Волков.– Ему же в храм их приносили. Отвечай выродок, часто ты это дела? Были у тебя сообщники, были ли те, кто покрывал тебя, зная о твоих злодеяниях? Отвечай!
– Не часто, господин, – хныкал колдун,– только с молодыми бабами грешил.
– Понятное дело, старух то и я не жалую,– негромко сказал Ёган стоя за спиной у кавалера.
Но Волков его услышал, оскалился зло и произнёс так же тихо:
– Зубоскалишь, дурак, нашёл время.
Ёган умолк.
– Покрывал ли кто тебя? Знали кто о твоих проказах?– Спрашивал отец Семион.
– Ни кто. Протоиерею родственники одной девки пожаловались, что платье у ней погребальное попорчено. Он меня и воспрошал про то, но я отрекался. А он всё равно погнал меня от клира.
– Еретик, – сказал кавалер,– так всё было? За то его погнал протоиерей из храма?
– А мне-то, откуда знать, – отвечал каменщик,– я не знаю, что ваши попы в ваших церквях творят. За что у вас принято попов выгонять. Может у вас и не грех то.
Волкову послышалась насмешка в его словах, он опять вскочил, лязгая доспехом, и произнёс тихо, но так, что услышали все:
– С огнём играешь, собака. Гавкнешь ещё раз, с ним рядом,– он кивнул на колдуна,– на лавку сядешь.
Один из солдат, что стоял рядом с еретиком, недолго думая, дал ему кулаком в ухо.
Замахнулся и ещё, но кавалер рявкнул:
– Хватит, – и, садясь на лавку добавил:– Ёган – вина.
Жена еретика схватила того за рукав, зашептала что то зло ему, а еретик кривился, стоял, да тёр ухо.
Все ждали пока, Ёган принесёт господину рыцарю вина, тот принёс только ему, больше никому стакана не поставил.
Волков сделал пару глотков, и отец Семион продолжил:
– Значит похотью своею, ты осквернял и храм и усопших? А что вот в этой книге написано?
Отец Семион поднял тяжеленую и самую большую книгу, что нашли у колдуна.
– Что молчишь, говори!
Толстяк прекративший было выть, снова завал, сил у него уже убавилось, и выл он уже не громко. Сидел, чуть раскачиваясь, и тряся жирными подбородками, глядел на огромный фолиант, что лежал перед отцом Семионм.
– Отвечай, Ханс-Йоахим Зеппельт, сын механика.– Повысил голос поп.
Но он не отвечал, выл и раскачивался. А на город с востока, вместе с прохладой наползали сумерки.
– Капитан Пруфф,– сказал кавалер,– велите разжечь два костра. Ёган – плащ.