– Господа, не спутали ли вы меня с кем? Уж не знаю, чем я заслужил ваше расположение. Мне ли эти подарки?
Горожане довольные переглянулись. И Павлиц снова встал:
– От всех перечисленных общин и гильдий мы просим вас, господин рыцарь, досточтимый господин Фолькоф, возглавить Рождественский ход от Южных ворот и до Центральной площади. Все цеха гильдии и общины юга пойдут вам вслед.
Волков ни когда не жил в больших городах, он не помнил ничего подобного и не торопился соглашаться. Он глянул на Брюнхвальда, а тот улыбался ему и кивал: «Не волнуйся, принимай предложение». Роха тоже кивал.
– Мне нужно будет только возглавить шествие? – Уточни кавалер.
– Только, только. – Кивали депутаты.– Не волнуйтесь. Вы и ваши люди при оружии и конях и знамёнах, поедут перед колонной и всё.
– Таковы традиции в городах, – успокоил его Карл Брюнхвальд. – В моём городе было также.
– Ну, хорошо, – согласился Волков. – Я согласен. Марта, вина господам депутатам.
– Ах, как мы рады, – говорил купец Павлиц,– мы боялись, что вас уже кто-нибудь уговорил до нас.
Но Волков всё ещё настороженно относился к предложению, боялся подвоха, и поэтому предложил:
– А не хотите ли, вы господа, что бы позади меня шли сорок человек добрых людей? В доспехе и при оружии?
Депутаты переглянулись, пошептались и один из них спросил:
– А сколько то будет стоить?
– Да немного, думаю, ротмистру Брюнхвалду пара талеров, да сержанту моему талер, да всем людям добрый, а их будет сорок, обед рождественский с колбасой и пивом, вот и цена вся. – Сказал кавалер.
Депутаты опять пошептались, посчитались, покивали головами, и сообщили:
– То недорого, согласны мы. Пусть добрые люди идут с вами. И у нас гонора будет больше.
Переговоры были закончены. И все обрадовано загудели. Марта ставила стаканы, разливала вино все: Брюнхвальд и сын его, Брунхильда и Агнес, кавалер и Роха, горожане пили вино, и говорили друг другу приятные вещи. А потом депутаты кланялись и ушли.
Как только они вышли, Брунхильда схватила сдержки, стала мерить, а у Агнес были уши не проколоты, и она стала напяливать перчатки, а Волков взял дорогую шаль из шёлка посмотреть покрутил её перед глазами, и кинул на стол перед Рохой:
– Возьми жене своей.
– Чего? – Растерялся Скарафаджо.– Жене?
Он глянул на шаль, что лежала перед ним, затем на Брунхильду, что престала мерить серёжки и стояла с широко раскрытыми от гнева глазами, уставившись на кавалера.
А тот словно и не замечал её гнева и продолжал говорить Рохе:
– Ты ж говорил, что у тебя жена есть.
– Есть, – соглашался Роха.
– Ну, так бери, – настоял Волков. – На Рождество подарок.