Архиепископ просто не мог отдать такую прекрасную вещь. Канцлер едва заметно поклонился, и стоя за креслом курфюрста произнёс:
– Его высокопреосвященство архиепископ и курфюрст города и земли Ланн повелевает, брату Августину и судье города Ланна начать дознание о воровстве в городе Фёренбурге. А комтуру брату фон Риделю, взять под стражу кавалер Фолькофа, дабы не подговаривал людей своих к сокрытию воровства, – он сделал паузу,– ну коли оно было, и чтобы не сбежал. И препроводить его в башню. Держать почестному и без цепей. А брату Иллариону, составить доклад, о делах казны, и возможности изыскать денег в помощь Святому Престолу.
Всё это не нравилось архиепископу, сидел он надутый и не только от того, что ноги болели, а и оттого, что прямо здесь, перед отцами церкви указали ему место его. А ещё думал он, что дознание опять приведёт к его брату епископу Вильбурга. И то опять ему будут ставить в укор. Он вздохнул. Были бы деньги, так лучше отдал бы денег.
– И уворованное, надо бы вернуть, хозяевам, – произнёс нунций.
Он склонился над столом и поглядел на святых отцов, что сидели по правую от него руку, затем глянул на тех, что сидели по левую от него руку:
– Нет ли среди святых отцов возражений?
Среди лиц духовных, что добились сана епископа или аббата глупцы встречаются редко, и здесь за столом их уж точно не было. Ни кто из святых отцов возражать нунцию не решился. Только кивали согласно. Хотя и надо было бы поддержать своего архиепископа, да уж больно боязно было, неизвестно, как всё повернётся. Нунций то, пёс папин, суров не на шутку. Так что молчали отцы церкви, а архиепископ вид имел побитый, мрачен был и уныл. А нунций продолжал:
– Более вопросов к его преосвященству Святой Престол не имеет, а вас святые отцы, прошу всех посетить меня сегодня и завтра, как у кого время будет, а сейчас я молиться пойду, если кто желает – прошу со мной.
Нунций просто намеренно вёл себя вызывающе, показывал всем, что Святой Престол любого согнёт, коли нужно будет.
Святые отцы стали вставать из-за стола и расходится, а курфюрст остался сидеть и подумал, что большего унижения он и не испытывал никогда. Приор брат Родерик стоял с ним рядом, и всем видом выказывал скорбь, а в душе радовался. Он был доволен, что этот архиепископ, вышедший из родовых вельмож, прочувствовал силу Матери Церкви. Курфюрст наконец встал, тяжело опираясь на подлокотник кресла, к нему тут же подбежали служки, вязли его под локти.
– Монсеньор, – заговорил приор,– мы сделали все, что в наших силах.
– Ступай,– сухо ответил курфюрст. Не хотел он его слушать больше. Наслушался уже.