- Это, конечно, верно. Но неужели сам Дмитриев не произвел на вас отталкивающего впечатления?
- Откровенно говоря, нет.
- Явился в кигеле, колодки... Как он еще самих орденов не нацепил?
- Что ж, он эти награды получил не за то, что десятилетку с золотой медалью кончил.
Расторгуев нервно прикусил губу. Ах, товарищ майор, вы вон на что намекаете. Знакомые разговоры:
это он тебя защищал, давал тебе возможность учиться - и все тому подобное. Но смягчающим вину обстоятельством это все-таки не является.
- По-моему, товарищ майор, ордена права на убийство не дают.
- Не дают.
- А Дмитриев - убийца.
- Это ваше мнение?
- Убеждение. Я его обосновал в обвинительном заключении.
- Прокурор, кажется, что-то нелестное сказал по этому поводу? По-моему, зря. Заключение составлено совсем неплохо. Логично, так сказать, убедительно. Не считаться с ним нельзя.
- Серьезно? - Расторгуев сразу утратил свою напускную снисходительность и превратился в обыкновенного юношу, которому очень приятно, когда его хвалит старший товарищ.
- Совершенно серьезно. Логичное, убедительное заключение. Если все подтвердится, я под ним обеими руками подпишусь.
- Что же может не подтвердиться?
- Так я еще не знаю. Кстати, мы, заговорившись, не прошли еще речкинской хаты-то?
- Нет, сейчас за углом - третий дом на левой стороне.
Изба Речкина, вернее, его тещи Полины Васильевны Кондратьевой, как и большинство русских изб, состояла из кухни и горницы. Кухня Орешкина не интересовала - событие, ради которого они пришли сюда, произошло в горнице.
Горница, большая с белыми стенами комната, была обставлена просто и добротно. Кровать с горой пышно взбитых подушек и непременным кружевным подзором, кокетливо высовывающим свои язычки из-под сатиновою стеганого одеяла; комод, уставленный безделушками и рамками с фотографиями; вдоль стола - две длинные лавки; на стене, противоположной кровати, небольшой посудный шкафчик. В стекле шкафчика, у самого верха, отверстие, от которого разбегаются сеточки трещин.
Орешкин, внимательно осматривавший стены у потолка, остановился возле шкафчика, указал на замеченное им отверстие.
- Это у вас с того дня?
Он спросил так, словно давно был уверен в существовании следа от дроби.
- С того. - Полина Васильевна вспыхнула.
- Теперь чего ж плакать, мамаша, слезами горю не поможешь, рассудительно сказал Расторгуев.
- Послушайте, лейтенант, еще один вопрос. Когда вы поднимали труп, какая на нем была обувь?
- По-моему он был босой... или в носках... что-то не помню.
- Жалко... обстоятельство очень существенное.