Почему-то именно это заставило меня внутренне содрогнуться: сколько лет они провели здесь, все эти девочки? Сколько лет ждали хотя бы взгляда или знака явиться к Даармархскому?
Эта мысль неожиданно вызвала желание что-нибудь расколотить. Да хоть тот же прайнэ, вместо этого я расправила плечи и снова пошла быстрее.
«Мы вырастили дочь, к которой ни один мужчина не подступится», — с улыбкой сказала мама, когда я заявила, что не собираюсь выходить замуж и сама смогу справиться с драконами.
Мне тогда было восемь.
«Мы вырастили дочь, которая себя уважает», — ответил отец и подхватил меня на руки.
Правда, тогда он считал, что я никогда не покину Ильерру и буду под его защитой. А потом под защитой Сарра, кого бы из знати Ильерры я ни выбрала себе в супруги.
Комнаты Ибри отличались от моих бывших лишь цветом интерьера — дымчато-золотым, как рассвет над океаном. В распахнутые настежь окна врывался ветерок, играющий легкими занавесями, по полу были разбросаны подушки. Совсем недавно на таких же рядом со мной сидела Аннэри.
Усилием воли прогнала от себя мысли о девочке.
— Ждите здесь, — последнее относилось к хаальварнам, когда навстречу нам из спальни вышла Мэррис.
— Я знала, что ты придешь, — сказала распорядительница.
Она не утратила своего лоска, и темная кожа по-прежнему была в идеальном состоянии. Равно как и волосы: тугие, блестящие, собранные в высокую прическу. Наложницам полагалось ходить с распущенными, но Мэррис могла укладывать волосы, как ей вздумается.
— Поэтому передала мне просьбу через Фиру?
— Именно поэтому, — пухлые губы растянулись в улыбке, которая тут же погасла.
Присмотревшись, я увидела залегшие в уголках красиво очерченного рта складки и даже морщинки между бровей (видимо, в последние дни, ей доводилось хмуриться слишком часто).
— Ибри еще очень слаба, — негромко произнесла женщина. — Поэтому будь к ней снисходительна.
— У моей снисходительности есть границы, Мэррис.
Не дожидаясь ответа, шагнула в спальню. Оставляя за спиной распорядительницу, служанок и хаальварнов.
Колыхнулись шелковые волны штор.
Среди подушек и покрывал, на огромном ложе, Ибри казалась совсем крохотной и хрупкой. Бледная, с огненными пятнами на щеках и огромными глазами, она повернулась ко мне, стоило только приблизиться. Сейчас одеяла были сбиты в сторону (видимо, у нее снова поднялась температура), и под тонкой сорочкой отчетливо выступал животик. Стараясь не думать о том, что именно здесь был зачат этот ребенок, спокойно встретила ее взгляд.
Она попыталась улыбнуться, но губы искривились: