– Зря ты, Катя, зря. Ведь всё испортишь. Сидела бы в своём Ярославле, а мы бы сами разобрались.
Разговоры вслух в коридоре тоже никого не пугали.
Зайдя в мастерскую, Савельев с наслаждением вдохнул сухой, пахнущий растворителями и красками воздух. Прошёл мимо расставленных на держателях и замотанных в ткань картин, мимо сгруженных в углу подрамников и недавно привезённого багета. С облегчением, соскучившись после отлучки, посмотрел на теснившиеся по стеллажам прозрачные банки с ацетоном, уайт-спиритом, на молочно-белые смеси уже готовых эмульсий. Наконец приблизился к стулу, на котором лежал его суконный кислотостойкий халат. Привычным движением надел халат поверх сорочки и пуговичных подтяжек, затем сел за рабочий стол.
В сосредоточенном умиротворении вернулся к заказу, начатому на прошлой неделе. Вячеслав Алексеевич обслуживал не только аукционный дом. Брал на чистку работы из музеев и частных коллекций. В последнее время это стало чуть ли не главным заработком мастерской.
Шустовы пришли через полчаса, в сопровождении Абрамцева. Дмитрий Иванович выглядел прекрасно. В коричневых кожаных оксфордах с едва заметными стежками шнурков, в лёгком тёмно-жёлтом костюме, он, как всегда, шёл уверенно, почти напористо. Морщины возле глаз и в уголках рта показывали неизменную готовность Абрамцева улыбнуться. Савельев знал: этой улыбкой он мог расположить к себе любого, сáмого привередливого покупателя. Дмитрий Иванович не позволял себе не то что пятнá от краски на пальцах – даже пылинки на плечах дорогого пиджака. Но в этом не было напыщенности. Абрамцев, при всей лощёности, всегда казался естественным.
Он подвёл Шустовых к столу Савельева, но Вячеслав Алексеевич сделал вид, что глубоко увлечён работой и не замечает посетителей.
Савельев, в свои пятьдесят два года располневший и поседевший, тем не менее сохранил неплохое зрение. Он обходился без очков и только вынужден был низко склоняться над полотном, которое лежало перед ним на рабочем столе. Зажав пальцами туго скрученный тампон с эмульсией, он кругообразными движениями обрабатывал один из участков покрывного лака. То и дело останавливался, чтобы протереть его сухим тампоном, подцеплял скальпелем обнажившуюся грязь, иногда заглядывал в окуляр микроскопа, чтобы убедиться в целостности ещё не раскрытого красочного слоя.
Абрамцев не ожидал, что Савельев так себя поведёт. В конце концов вынужден был отчётливо позвать:
– Вячеслав Алексеевич?
Савельев с неудовольствием отвлёкся от работы. Наложил на картину сразу два небольших компресса из смоченной в бычьей желчи фланели и только после этого нехотя посмотрел на Шустовых. Правда, вместо приветствия сразу спросил: