К дому начальника военного округа одна за другой подъезжают машины, на дверцах которых изображен зеленый факел в круге и надпись: «Джейш» — армия. Часовой, приветствуя входящих и выходящих офицеров, едва успевает выполнять положенные по уставу сложные, почти танцевальные движения — наследие французской военной выучки: два притопа тяжелыми ботинками и прихлоп ладонью по прикладу автомата.
В толпе на остановке тоже много военных. Раскрашенный цветными узорами автобус — не для туристов, не для состоятельных сирийцев, это транспорт феллахов, возвращающихся с базара, солдат, отпущенных на побывку к родным в Фарклос, Тадмор, Дейр эз-Зор. Они втаскивают в автобус свои мешки, набитые покупками, ящики из-под американских сигарет, синие солдатские сумки.
Наконец трогаемся. Сперва автобус идет медленно, чтобы запоздавшие успели вскочить на ходу, но потом, у поворота к шоссе, двери захлопываются, пассажиры начинают лузгать тыквенные семечки, закуривают самокрутки. Двое феллахов, балансируя в проходе между сиденьями, направляются к бачку с питьевой водой.
Наш автобус обгонял мощные «шкоды», в кузовах которых под пятнистым брезентом угадывались снарядные ящики, оставлял позади долговязые зенитки, застывшие у обочины под ядовито-зелеными маскировочными сетями. Никто уже не обращает внимания на эту вошедшую в быт картину. Некоторые из моих спутников пережили бомбежки, потерю родных и близких. Но сегодня можно не вглядываться в небо, можно петь, не оборачиваясь на зенитки: мы — в глубоком тылу, в двухстах пятидесяти километрах от переднего края.
Пока мы ехали, местность заметно изменилась. У города Хомса красноватые распаханные поля пестрели всходами полбы и бобов, дальше скудную зелень сменили серые верблюжьи колючки, а теперь все чаще попадаются глыбы камней, невысокие лиловые скалы.
Автобус понемногу пустеет — до Пальмиры едут всего несколько человек. Но в Тифоре появился новый пассажир, офицер с тремя звездочками на узких полевых погонах — капитан сирийской армии. О, да это же старый знакомый — Сугейль Субхи!
Сугейль молод — ему нет и тридцати, всегда подтянут, аккуратен, пользуется любовью солдат, не кичится своим званием. Вот и сейчас запросто сел в «демократический» автобус, на что не решился бы иной офицер старой школы.
— Здравствуйте, Микаиль! Снова в Тадмор?
— Снова. И вы тоже?
Занятые разговорами, мы не заметили, как наш автобус, резко свернув, въехал в пальмирский оазис.
…Долго, с большими трудностями добирались в семнадцатом веке до Пальмиры первые европейцы, которым приписывается честь ее открытия, — итальянец Пьетро делла Вале и другие. Им просто не поверили, решили, что померещилось. Этакий город в богом забытой Сирийской пустыне? Конечно, померещилось… Столетие спустя художник Вуд привез в Англию рисунки, сделанные в Пальмире. Кстати, если судить по гравюрам Вуда, то Пальмира за два века почти не изменилась. С опубликованием гравюр началась мода на ее посещения.