Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв. (Черевичник) - страница 381

.

Разницу в манере решения вопросов чести между двумя культурами прекрасно иллюстрирует поединок на ножах некоего англичанина с итальянским офицером: «Моя стойка со сжатыми кулаками, выставленной вперёд левой ногой и выпрямленной головой скорее напоминала боксёра, чем фехтовальщика. Мой противник наклонился вперёд к левой ноге, выставив перед собой как баклер левое предплечье, обёрнутое плащом, а в правой сжимал кинжал, намереваясь вогнать его по рукоятку в незащищённую часть моего тела. Какое-то мгновение он изучал меня взглядом, и вдруг с неожиданной живостью полковник бросился на меня, как бывалый боец. Скорее благодаря случайности, чем мастерству, я запутал клинок его кинжала в толстых складках попоны Закео и вопреки всем правилам, прежде чем он сумел освободить своё оружие, нанёс ему мощнейший удар под левое ухо, заставивший его челюсти клацнуть, как пара кастаньет, и, как поражённый молнией, он растянулся на земле во весь рост. Хотя я нанёс удар в момент замешательства, это был классический нокдаун, который очаровал бы увлекающихся боксом английских джентльменов, но синьор полковник Алмарио был совершенно не готов к такой манере боя, и было похоже, что он от этого не в восторге. Несколько мгновений он лежал, не подавая признаков жизни»[1213].

Точку зрения Шарпа в 1823 году разделял в своей работе «Bqfiiana; or, Sketches of ancient and modern pugilism», посвящённой истории бокса, и известный английский спортивный писатель и журналист Пирс Игэн. Он заметил, что «в Голландии слишком часто всё решает длинный нож, в Италии вряд ли кто-то не носит стилет, во Франции и Германии не редкость использование камней и палок, но зато в Англии действуют только кулаками»[1214].

К XIX веку английские джентльмены настолько сжились с новой моралью и, как и многие другие граждане колониальных империй, так прониклись духом своей цивилизаторской миссии, что каждая поножовщина вызывала у них искреннее отвращение. Кроме этого, увиденное провоцировало их на длительные морализаторские разглагольствования о превосходстве бокса и примитивных инстинктах «латинян» и других «варваров», как, например, это произошло во время поединка на ножах двух голландских моряков на поле у Темзы в 1825 году:

«Философ, занимающийся исследованием человеческой природы, не считает ниже своего достоинства изучать манеры и нравы самых низших слоёв общества, и мнение его относительно всей нации в целом в большей мере будет сформировано вниманием к ним, а также к среднему классу. Вольтер, будучи в Лондоне, был особо внимателен в изучении поведения английской черни, и он упоминает об одном обстоятельстве, которое он ранее не встречал ни в одной стране, когда в спорах между собой наши плебеи, казалось, постоянно руководствуются принципами чести, поскольку, когда ссора достигает кульминации, конфликт улаживается способом поединка, результатом которого хоть и может стать лёгкое ранение, но который при этом крайне редко имеет роковые последствия. И зрители, несомненно, вмешаются в случае, если одна из сторон попытается совершить бесчестный поступок. К этому нельзя не упомянуть о примирении, следующем сразу за урегулированием конфликта, а также о человечности и доброте, с которыми победитель обходится с проигравшим. В других же странах, если на оскорбление сразу и не отвечают ударом длинного ножа, как это делают итальянцы и португальцы, то, если в поединке один из противников упадёт, его сопернику дозволяется избивать его так долго, пока ему не удастся встать. Также в подобных поединках используют удары ногами, царапаются и даже душат друг друга. Так обстоят дела в Брабанте и во Фландрии. Наша английская традиция бокса, отвлечённо рассматриваемая человеком гуманным, высоких моральных качеств и чистой души, бесспорно, должна казаться ему жестокой и беспощадной, но философ, которому хорошо знакома человеческая природа, представленная в других странах, сочтёт нашу традицию бокса сравнительно невинной и, возможно, даже возвышенной и благородной»