— Как это «нормальная»? — Он поворачивался, заинтригованный.
— Ну, как у всех. Чтобы ты шел к семи утра в учреждение или на завод и возвращался после трех. Чтобы ты не должен был таскаться по всему уезду или драть глотку на собраниях в этих ужасных прокуренных залах. Чтобы мы могли на все воскресенье уезжать за город… — А самое главное — чтобы ты не должен был все время за что-то драться, сражаться, всех убеждать, уговаривать и судить. Знаешь, в нашем доме живет Вуйчак. Его жена так на меня смотрит, будто я ей сделала что-то плохое.
— Я ему ничего плохого не сделал! Наоборот, может, даже спас его от чего-то гораздо худшего.
— Им этого всего не объяснишь.
— Ладно, спи. Это не важно. Умный сам поймет, а из-за глупых я не собираюсь волноваться.
— С тех пор как мы приехали сюда, ты стал совсем другим человеком. И зачем тебе это было нужно? — Голос ее задрожал.
— Ну, чего ты мучаешься! Знаешь ведь, что у меня совесть чиста и никакой подлости я не сделал. А это самое главное.
— Лучше всего нам было в Грушевне, — твердила она свое, — когда ты был учителем. Я была тогда такая счастливая. И ты тогда по-настоящему меня любил.
— Я и теперь тебя люблю, глупенькая. — Собственные слова вдруг ошеломили его — он понял, что не обманывает Эльжбету, как не обманывал и Катажину! Просто он любит их обеих сильной, здоровой любовью, любит в каждой из них что-то другое, и только такое чувство дает ему ощущение полноты жизни. Но тут же он понял и другое: все это мечты человека, который теряет почву под ногами и отчаянно ищет аргументы в свою защиту.
— Быть может, — ответила Эльжбета уже спокойнее, — но я предпочитаю любовь тех лет и жизнь тех лет.
— Жизнь тех лет! Да я бы уже давно спятил, если б сидел там! Я современный человек, а это значит, что я нуждаюсь в жизни, движении и хочу доказать людям и себе, кто я. Я хочу жить как мужчина, а не как пенсионер. Наконец, не забывай, что я член партии и должен делать все, чтобы люди, с которыми я захотел соединить и соединил свою судьбу, уважали меня и доверяли мне. А ты тут вздыхаешь по юношеским романам, по полям и лесам, по голубому небу и так далее…
Однако спустя минуту, когда Эльжбета молча уткнулась лицом в подушку, он повернулся к ней, перевернул ее на спину и, почувствовав, что лицо ее мокро от слез, начал целовать его долго, жадно, не помня себя. Ему показалось, что вернулось прежнее время, когда они была молоды, и что они снова стали единым целым и нет такой силы, нет такой превратности судьбы, которая могла бы разлучить их.
— Все еще будет хорошо, Эля, — то и дело повторял он. — Вот увидишь, только не мучай себя этим, будь терпеливой. Все как-то отстоится, уляжется. — И уже сам не знал, то ли успокаивает ее, то ли обманывает самого себя.