Польские повести (Мысливский, Мах) - страница 339

Слова Юзали совершенно перестали доходить до него, дальнейшая аргументация его была уже не важна, вообще важны были не слова, но то, что они вызвали в самом Михале. Юзаля, казалось, поставил перед ним зеркало, в котором он наконец увидел себя, свои решения и мероприятия, весь этот злочевский мир, с ним, Горчиным, в гротескной позе на первом плане — он так и видел, как стоит, широко расставив ноги на гранитном постаменте, яростно отпихивая людей, безуспешно пытающихся стянуть его на землю. Однако страха он уже не чувствовал, напротив, поднял голову и выпрямился, и в этот миг в голове у него что-то ослепительно сверкнуло, после чего он погрузился в серый, бесцветный мрак. До него еще дошел звон бьющегося стекла и далекий, словно откуда-то из-за стены, неясный голос.

— Михал, что случилось? — Юзаля схватил его за плечи, затем осторожно приподнял голову Михала и, увидев пустой, отсутствующий взгляд, слегка встряхнул его. — Черт, не могли же повредить ему эти две несчастные рюмки!

— Уже все в порядке, — тихо проговорил Горчин. — Это не водка, это все еще… тот удар… Точно такой же блеск в голове, как тогда, на речке.

— Ох и дурак же я старый! Ведь ты еще болен! Ну ладно, посиди минутку, я сейчас поймаю какую-нибудь машину и отвезу тебя.


— Пойдемте ко мне, — говорил Михал Горчин, — ну пойдемте же. И, пожалуйста, не делайте из меня чувствительной барышни.

— Это не имеет никакого смысла. Ты, скажем, через неделю приедешь к нам в воеводский комитет, там мы и закончим наш разговор, — возражал без особого убеждения Юзаля. Все, что было в нем человеческого, восставало против продолжения этого «следствия», он понимал, в каком состоянии находится Горчин. Но, с другой стороны, их разговор достиг предельной искренности, и такая атмосфера могла не повториться — Горчин мог снова замкнуться в своей скорлупе.

— Ксендз — свое, а мужик — свое, — рассмеялся наконец Михал. — Да перестаньте же.

— Ну ладно, только помни, что ты сам этого хотел, — наконец уступил Юзаля.

Они поднялись на второй этаж. Внезапно на лестнице погас свет, Михал, шаря по шершавой стене, нащупал кнопочный выключатель и нажал его — раздался звонок. Тихо выругавшись, он продолжал искать, пока наконец с другой стороны двери не нашел выключатель и не включил лестничное освещение снова.

— А что за тип этот редактор, как его там, этого журналистика? — спросил Михал, ища в карманах ключи.

— Валицкий. Пригодился парень, правда? — ответил Юзаля и замолчал, догадавшись, что Горчину хотелось бы услышать не такой ответ.

Валицкий действительно как с неба ему свалился. Когда Юзаля вышел, а вернее, выбежал в холл, чтобы позвонить на стоянку такси, Валицкий стоял возле дежурного и размышлял, что бы ему теперь делать. Он просидел два сеанса в кино на ковбойском фильме, и у него гудела голова от немыслимого количества скачек и стрельбы.