Время близилось к половине шестого. Валицкий уже почти десять минут стоял у подъезда и, теряя терпение, все больше злился. Он понимал, что, если Михал Горчин через минуту не появится в дверях, все его планы полетят к черту.
«Наверное, валяется, паршивец, в постельке, как новорожденный. У него, видите ли, моральное похмелье, но от всех своих опасений и тревог он уже освободился, — ночная баталия со Стариком позади, он, конечно, покаялся и пообещал исправиться, рассчитывая, что блудному сыну, который послушно возвращается на путь истинный, легко простятся все грехи, та девушка теперь для него только лишний балласт, он сбросил ее со счета, задушил в себе прекрасное чувство и отступил на безопасные позиции. Вот так-то, мой миленький, глупенький Стефан Валицкий, опять ты угодил в дерьмо. Ты, как ребенок, как наивный простак, позволил себя обмануть благородной иллюзией борьбы и страдания… Утешься, однако, хотя бы тем, что Главный будет тобой доволен. Это не только твоя неудача, не только очередной крах неисправимого индивидуалиста, это еще одно доказательство того, каков мир, в котором тебе приходится жить. Так что отбрось наконец, и чем скорее, тем лучше, все свои мечты о силе и отваге людей, об их порывах, о естественной склонности жертвовать собой. Плюнь на это и присоединись к большинству, скандируй вместе с ними разные мудрые лозунги и даже думать не смей, чтоб куда-то высунуться. Держись, парень, держись до конца, который и так лишен какого-либо смысла…»
Он включил мотор. Еще с минуту чувствуя, как в душе у него угасает последняя искорка надежды, он смотрел на входную дверь, которая с какой-то магической силой притягивала его взгляд. Наконец он тронулся с места и вывел машину на проезжую часть улицы. Когда он уже включил первую скорость, из подъезда выбежал Горчин и прямо через газон бросился в сторону парка.
У Валицкого даже сердце екнуло. От волнения на миг потемнело в глазах, он слишком быстро отпустил сцепление, отчего мотор заглох. Уже не торопясь, он включил его снова, догнал Михала, пересек ему дорогу и остановился.
Горчин замер на полушаге. Он не узнал ни машины, ни сидящего в ней человека, который дружески улыбался ему.
— Это я, Валицкий, из «Газеты роботничей». — Валицкий открыл дверцу, догадавшись по блуждающему взгляду Горчина, что тот не узнает его.
— У меня нет времени. — Горчин, словно отмахиваясь, поднял руку. — Я бегу на автобус.
— Садитесь, я вас подвезу.
— Ну, если так, — пожал плечами Горчин и неловко взгромоздился на сиденье. — А вы откуда здесь взялись? Стойте, куда вы поворачиваете? К вокзалу надо направо!