Сколько раз после этого я еще побывал в Местечке, точно не знаю, в памяти все эти мои походы слились в одно бесконечно долгое и мучительное паломничество по каменистой пыльной и шумной дороге, мне довелось тогда в полной мере испытать все, что выпадает на долю каждого, кто с одержимостью, порожденной глубочайшей тоской, отчаиваясь и снова надеясь, разыскивает близкого человека, чей едва уловимый след то мелькнет, то снова исчезнет в пустыне чужого равнодушия, рассеянности и нерадивости; и вот униженные и придавленные тяжким грузом, который для других так мало значит, мы в конце концов начинаем действовать уже наугад, стыдясь своего чувства, и даже вопросы задаем едва слышно, срывающимся от волнения голосом, как бы заранее прося прощения за ту боль, которую нанесла нам утрата. Люди мне встречались разные: и в фуражках с ремешками под подбородком, и просители, ожидавшие на скамьях в коридоре, а как-то раз я даже случайно встретил Пани и ее городских знакомых, тут-то мне и удалось раздобыть кое-какие, правда, весьма противоречивые сведения об Отце: одни говорили, что его видели в другом доме под охраной уже других Людей в мундирах, кто говорил, что его отпустили, и, наконец, сказали, что его увезли в другой город: а главное, я узнал, что у Отца в Местечке есть давний приятель, который собирается приехать ко мне в Село с письмом от Отца. Мне удалось выяснить, кто этот человек и где он живет, — человек этот был сторожем в монастырском саду, каменная ограда которого начиналась тут же за комендатурой. Но когда где-то за парниками мне удалось разыскать жену сторожа — глуховатую и угрюмую старуху, — я узнал, что муж ее недавно свалился в яму, ушибся, сломал ногу и лежит в больнице. Я все же упрямо продолжал ходить в этот сад, пока в один прекрасный день не застал там в тесной сторожке знакомого моего Отца; он лежал, весь в бинтах, на колченогой кровати.
Воспоминания уводят меня по этой главной для меня дороге, а ведь в те дни я был участником и других событий, на которых должен остановиться. Заодно мне придется рассказать еще и о том, о чем я узнал много позже, но что было тесно связано с моими бедами. Однажды, в очередной раз, возвращаясь из Местечка, я издали увидел Райку — она паслась возле Теткиного дома.
Возмущенный ненасытной жадностью Тетки, воспользовавшейся нашей бедой, я решил во что бы то ни стало выручить Райку. Превозмогая страх, не постучав, переступил я знакомый порог. Но как только вошел в дом, вся моя храбрость улетучилась. У Тетки были гости. Цыганку я сразу узнал, но ее спутника Цыгана видел впервые. Это был нестарый еще человек, с узким лицом, изрезанным глубокими морщинами. Из-под жестких волос на лоб и висок наползал длинный изогнутый, словно червь, шрам. Они сидели втроем и ужинали.