Я ничуть не удивился, что с ними нет Ханули. Ее отсутствие тоже было как-то связано с моими горестями. Я уже успел узнать, что после пожара Ханулю разыскивали власти, а она с перепугу убежала из дому и все еще не возвращалась. До меня дошли слухи, правда, весьма смутные и не совсем вразумительные, что пожар обернулся бедой и для Отца, и для Ксендза; кто-то то ли сболтнул лишнее, то ли распустил слух о сговоре между ними: вспомнили обыск в саду у Ксендза и последовавший за этим пожар, распутать такой клубок было не так-то просто. Эмилька рассказала мне, что люди болтают, будто дом подожгли нарочно, из мести, и замешаны в этом деле ее и мой отцы. Казалось, душа моя уже не в силах была вместить все новые и новые горести, а тут я еще узнал, что просьбу жителей Села не приняли во внимание, сказали, что «греки» мутят воду, и приказали всем им готовиться к отъезду.
Когда я вошел, Тетка, Цыганка и Цыган ужинали. Цыганка узнала меня и подвинулась, чтобы я тоже мог сесть за стол, но Тетка словно бы и не заметила этого. Она лишь бросила на меня холодный, презрительный взгляд. По деревенскому обычаю, я стоял в дверях, ожидая, когда хозяйка спросит, зачем я пришел. Но Тетка как будто вовсе забыла про меня. А может, и в самом деле была поглощена хлопотами у стола. Я стоял и волей-неволей слушал продолжение начатого раньше разговора.
— Я его ни разу в глаза не видел, — говорил Цыган, — и невестку мою, — он кивнул на Цыганку, — он тоже отказался принять. Из своей конторы прислал ко мне человека, продай, мол, лошадь, а я выпущу твоего брата. Ваши люди говорят, что Цыган за коня мать родную продаст. Врут люди. Я лошадь ему достал, вон ту, что у вас сейчас пасется, он ни гроша не заплатил, а брата моего убил. И тогда я поклялся огнем, водою, душою отца моего и отца моего отца, кровью брата моего убитого и здоровьем его осиротевших детей и своим собственным спасением, что буду искать до тех пор, пока не найду. По лошади этой я и вас-то нашел.
— Это наша лошадь, — сказал я тихо с порога.
Цыган глянул на меня и хмуро улыбнулся:
— Не с тобой у меня разговор. Не за лошадью я пришел, не бойся.
Тетка как будто и не слышала его слов. Она кивала головой с удивлением, исполненным негодования, и говорила, словно бы обращаясь к самой себе, а не к цыганам.
— Дочку он мою загубил, обездолил, дитятко мое единственное, сиротинушку мою, — причитала она. — Это из-за него Хануля скитается по горам, по лесам, будто бездомная. Я вам его, цыгане, покажу, я его разыщу, из-под земли достану.
— В землю я его сам отправлю, — буркнул Цыган.