— А дамба-то его лопнула, прорвало ее, верно?
— Не спеши, — сказал Люттоян. — Какой у тебя балл по литературе?
— Пять, — ответил Юрген.
— Вот как! Неверно ты говоришь: его-то дамба выдержала. Его дамба — она и сегодня еще стоит целехонькая! — Люттоян, словно старый паровоз, сердито попыхивал сигарой; он и впрямь рассердился, будто он сам дамбу строил.
— Это старую дамбу прорвало, — сказал он немного погодя, — которая рядом с дамбой Хауке стояла. Потому как разница между ними чересчур велика была. С новой-то большая вода не справилась, и вся сила ее на старую дамбу обрушилась. Вместе-то они совсем не подходили друг другу. И не в счастье или несчастье тут дело. Умен он слишком был, Хауке Хайен. Такому уму царем надо было быть или уж по меньшей мере великим герцогом. Тогда бы он мог приказать сразу везде новые дамбы ставить. Но может быть, ему тогда, как герцогу, не было бы никакого интереса новые дамбы строить? Что там ни говори, а был Хауке всего-навсего сын мелкого крестьянина, бедняка.
— Общественные условия еще не созрели, — решительно заявил Юрген.
— Чего-чего? — переспросил Люттоян. — А, ты вон о чем! Видишь ли, вот этого Плюкхан и не учитывал. Этих самых условий. А были они такие, что и не скажешь даже какие. Ну а потому как Плюкхан не видел этих условий насквозь, он по-своему был счастливый человек. И всегда-то делом своим увлечен. Только когда помирать время пришло, он очень рассердился: не по характеру ему, видишь ли, это было. Энциклопедия еще совсем новенькая стояла, никто вроде и не пользовался ею как следует. Чахотка-то старика легко одолевала. В человеке еле душа теплилась. Совсем маленький он был. И делался все меньше, вроде высыхал. Прямо на глазах. Тогда-то он и сочинил свое сумасшедшее завещание. Тидеману энциклопедия досталась, но не в собственность. Вроде как в управление. Завещал Плюкхан, чтобы стояла она в доме Тидемана, а если кто о чем хотел справиться, того, значит, пускать, пусть, мол, читает. Послушал бы ты батюшку Тидемана — этот скорее бы козу в дом пустил, чем энциклопедию поставил. Больше всего хотел он эти книги продать. Не вышло у него. Тогда он ее на чердак отправил. Наш Тидеман неделю целую ревмя ревел. Потом взял да стащил в бусеровской лавке два шотландских джутовых мешка. Эти, которые совсем крепкие, двойные. В тринадцатом году, стало быть, батюшка Тидеман помер. В четырнадцатом мы опять достали энциклопедию — поглядеть, где это самое Сараево? Мешки, правда, крепкие были. Энциклопедия хорошо сохранилась, словно новенькая была. Но вот что Сараево — это война, того господин Майер из энциклопедии Майера знать не мог. После той войны у Тидемана осталась только одна рука. Пошел на почту служить. Но энциклопедию мы в его доме расставили. Да никто в нее заглядывать не хотел, кроме самого Тидемана и Люттояна. И только еще один раз вдова коннозаводчика Фосса. Она слово такое «инфляция» хотела посмотреть. Но узнать так ничего и не узнала. Там только значилось, что это что-то американское.