В конце концов он прикрепил пучок лугового сердечника вместе с несколькими незнакомыми стебельками поверх своего багажа и подкатил прямо к живой изгороди, окружавшей дом сестры. Прошелся туда и обратно, поглаживая изгородь, как поглаживают любимую собаку. Круглая, словно подстриженная под ежик, высотой в два метра и шириной в два метра, изгородь эластично поддавалась руке и тут же принимала прежнюю форму. На ней вообще не было ни одного неровного и ни одного лысого места. Каждый приезд эта изгородь приводила Юргена в восторг. А когда он был еще маленьким, она породила в нем желание стать садовником у короля. Только у королей или у таких дядей, как Роберт, бывают подобные изгороди. Но Роберт подрезал свою сам. Так, во всяком случае, говорила Ева. А кому же лучше знать? Роберт ведь ее муж. Лично Юрген никогда не видел, чтобы Роберт подрезал изгородь. Да и вообще Роберта никогда никто не видел. Говорили, будто он художник, живописец.
— Я только горшечница, — объясняла Ева родителям. Художник у нас Роберт.
Мать потом говорила отцу:
— А деньги-то наша дочь зарабатывает.
Юрген всегда был за Роберта, хотя бы из-за изгороди: он же сам ее подрезал. А так картинки — они и есть картинки.
Обойдя кирпичный дом с низко нависшей камышовой крышей, Юрген пошел на голоса, доносившиеся из сада.
За круглым столом под ореховым деревом, долженствующим отгонять комаров и мошек, сидело четверо мужчин и две женщины. У двоих мужчин были бороды. Одна женщина очень коротко подстрижена, другая с длинными волосами.
Один из бородатых, нервно помахав рукой, сказал:
— Если мне сейчас выпадет шестерка, вы можете сказать, что присутствовали при историческом событии.
Покатилась кость, и бросивший ее воскликнул:
— Merde!
— Я думал, это называется дерьмо, — сказал другой бородач. — Тебе выпала тройка. — Теперь он кинул кость, посмотрел, что выпало, и сказал: — Придется выставить тебя. Однако прошу рассматривать этот акт не как враждебный, а как вызванную обстоятельствами необходимость. Между прочим, он ни в коей мере не оправдывает эмоциональную реакцию с твоей стороны.
— Маккиавели! — возмущенно крикнул первый бородач.
Длинноволосая женщина четко, как новенькая учительница родного языка, сказала:
— Это ж теория ограниченной войны. И мораль ее.
«Ну и в игры они тут играют!» — подумал Юрген.
Подняв голову, стриженная под мальчишку женщина увидела его. Почувствовав, что его как бы поймали на подслушивании, Юрген поспешил подойти к столу. Игра представляла собой картонку, на которой была нарисована железная дорога с большим количеством маленьких кружков. Дорога проходила через мелкие населенные пункты, окрашенные в разные цвета. Посередине был изображен дядька, и казалось, что у него не только с обеих сторон болят зубы, но что у него явный приступ бешенства. Так что факт остается фактом: здесь, под ореховым деревом, столь успешно отгоняющим комаров и мошек, играли в нечто иное, как в трик-трак или «не сердись».