— А ну-ка, подвиньтесь! Еще один гость пришел, — сказала длинноволосая, но сама ни на миллиметр не подвинулась. Очевидно, предложение это никакого практического значения не имело, а, должно быть, было какой-то цитатой.
Со своим несколько потрепанным букетом Юрген имел довольно глупый вид, и вопрос, не видел ли кто его сестры, тоже мог прозвучать глупо, однако имел то преимущество, что намекал на родственную связь и одновременно оправдывал его появление в саду.
— Она у печи, — сказал один из бородачей.
— Д-да, — подтвердил другой, — она печет сегодня сине-зеленые пепельницы.
— Перестаньте! — сказала коротко стриженная женщина. — Пойдемте со мной. Поищем ее.
Вставая, она толкнула стол — нарочно или нет, кто ее знает, — и все фишки полетели на землю.
— Ах, какие красивые цветы! — сказала сестра Ева. — А ты их держишь, как пучок травы для кроликов. — Ее синий халат был весь испачкан глиной, лицу тоже кое-что досталось.
— Сядь вон там, я сейчас вазу принесу.
Юрген сел в старое плетеное кресло, на вид жесткое и неудобное, но таинственным образом преображавшееся, как только в него садился человек. Оно делалось и мягким и удобным и подходило сидящему, как хорошо сшитый костюм. А если знать правильное слово, то кресло могло подняться в воздух и полететь.
— Му-та-фу, — сказал Юрген.
Но в ответ кресло только негромко скрипнуло. Не такое это простое дело — найти правильное слово!
В маленькой белой комнате с волшебным креслом и столиком на одной ноге царил полумрак. Про столик тоже можно было сказать, что ему ничего не стоит накрыть себя скатертью-самобранкой — появится и красное вино, и жаркое, и серебряные ложки и ножи.
Зашевелилась занавеска, и сразу послышался шум прибоя.
— Ну, море-то у нас есть, — сказал смотритель.
— Что это ты сказал? — спросила только что вошедшая Ева, держа красивую вазу в руках.
На самом деле это была не ваза, а бутылка из темно-синего стекла. Тысячи людей веками передавали ее из рук в руки, и от этого она немного скособочилась, но краска сохранилась. Ваза была очень красива.
— Я сказал, что море здесь слышно.
— Да что ты? Роберт его тоже всегда слышит.
Вечером подали кресс-салат, бутерброды и красное вино. Сначала говорили о салате, потом о бутербродах и красном вине, а еще позднее — о литературе. Длинноволосая женщина, например, сказала:
— Главное — это второстепенно. Однако второстепенное тоже второстепенно. А вот то, что за этим второстепенным, — это и достойно воспроизведения.
Потом тот бородач, который знал, как «дерьмо» по-французски, спросил Юргена, какая его любимая книга.