Элиас застонал, снова ощутив нарастающее давление. В полной тишине генерал заглянул в полированную деревянную коробку, которую ему поднесли, и осмотрел пару новых револьверов. Два смертоносных куска вороненой стали, в цилиндрах которых виднелись затупленные концы пуль. Давление усилилось, когда стражи отошли в сторону, стараясь встать так, чтобы не попасть под пули генерала или кого-нибудь из его посетителей. Элиас вяло улыбнулся. Что в этом сложного, когда он стоит неподвижно.
Дидс не доставал револьвера из кобуры, низко свисающей с его ремня. Вместо этого он скрестил руки и встал рядом с генералом.
– Один день твоей жизни, Элиас, – громко сказал он. – И знай, я не солгал насчет лекарства. Я всегда держу слово.
У Элиаса едва хватило времени, чтобы выпалить в ответ слова проклятия, которые тут же потонули в оружейном грохоте, дымом и пламенем разбившем тишину лагеря.
Не было ничего удивительного в том, что она оказалась воровкой, хотя что-то забавное все- таки в этом просматривалось. Сквозь полуприкрытые в темноте глаза Доу наблюдал за ней, не сомневаясь, что она шарит в его мешке. Нечасто она этим промышляет, судя по шороху. И она вряд ли из тех, кто приставит нож к глотке и заберет весь мешок, а вместе с ним и все, что только сможет унести. Он был готов к этому, когда она сползла с постели, которую разделила с ним, тихая и осторожная, но недостаточно зоркая, чтобы заметить маленькое лезвие, которое он, словно лепесток, сжимал в руке. Если бы она тихонько обошла его со спины, чтобы убить, он преподал бы ей урок. Один из тех уроков, которые никогда никому не приносят пользы.
Она сунула руку поглубже в его заплечный мешок, и внутри что-то звякнуло. Доу с трудом сдержал улыбку, когда ее тень замерла. Затем темноволосая девушка резко обернулась, чтобы убедиться, что он по-прежнему спит. Звон монет мигом заставил бы его проснуться – где угодно, только не здесь и не сейчас. Внутри мешка, затягивающегося тесемкой, лежала ловушка, которую он купил у брата чуть раньше тем же днем, маленькая полуодушевленная вещица, которая наверняка отучит эту девицу обворовывать спящих мужчин. Доу уже предвкушал, как затрясется от хохота, когда маленькая штучка оживет и вонзит острые зубы в плоть девушки. Кто сунет руку в мешок, тот лишится пальца, так сказал его брат Джеймс. Что еще лучше, эта штука была не совсем живой: ее выплавили из меди и одушевили. От владельца не требовалось ничего, кроме одного-единственного слова, которое выучил Доу, чтобы обезвредить ловушку. После укуса она сворачивалась в клубок там, куда бы ее ни забросили, возвращалась в исходное положение, и ее можно было использовать снова. Для Доу Трифолда такая защита стоила потока серебряных монет, которые он выложил.