Механик закашлялся. Лука замер.
– Проснулся, Чудо-мальчик? Нужна добавка морфия?
Действие морфия и вправду кончалось. Боль, фантомная и реальная, отказывалась умирать. Феликс чувствовал, как она искрит в пустом пространстве у его правой руки, вскипая, становясь всё горячее и горячее под повязкой. Вскоре от её жара Феликс начнёт потеть.
Новая доза морфия заберёт боль, но она же принесёт с собой сон. Нельзя упустить шанс добраться до телефона только потому, что парочка нервных окончаний не желает смириться с собственной смертью.
– Нет.
– Как знаешь, – Лука стащил второй ботинок, утягивая первый на культурное расстояние от лица Феликса и размещая оба рядом с кроватью. – Я собираюсь разведать ситуацию на кухне. Притащу тебе кусок ветчины или ещё что.
Феликс проследил, как мозолистые пятки Победоносного выскользнули за дверь. Он подождал секунду, и ещё одну, и ещё… но больше в комнату никто не заходил.
Он остался один.
Только по звуку невозможно было сказать, пуст ли коридор. Этот дом был похож на старика – каждый сустав скрипел и хрустел. Это охранники бродят по половицам за дверью комнаты? Или годы морозных зим обрели голос? Или призраки животных блуждают рядом со своими увековеченными головами?
Мысль о том, как по коридору чинно разгуливают рыси, а лоси сбивают бархатистыми отростками рогов стопки романов с книжных полок, вызвала у Феликса улыбку. Непривычное чувство, словно трещина на щеках. Она исчезла, стоило скатиться с носилок (БОЛЬНО) и по столбику кровати подтянуть себя в вертикальное положение (ЕЩЕ БОЛЬНЕЕ). Когда Феликс поднялся, он сразу понял, что этого делать не стоило. Ноги были мягкие, как желе, а пол с каждым шагом кривился под невероятными углами. Комната была маленькой – три, может, четыре шага в длину, – но расстояние, которое должно было занять пару секунд, превратилось в путешествие на несколько минут. Путь его пролегал окольно, он использовал любую опору, которую удавалось поймать здоровой рукой: стены, углы шкафов, приставной столик с неоконченной игрой в шахматы.
Феликс был всего в полушаге от двери, когда его равновесие пошатнулось. Руки мазнули по воздуху в попытке отыскать что-нибудь – хоть что-нибудь, – чтобы удержаться, но поймали лишь край шахматной доски. Тридцать две фигуры – короли, королевы, кони, пешки – застучали по полу. Феликс упал вместе с ними. Соприкосновение с полом выбило дыхание из лёгких. Он лежал оглушённый, среди рассыпавшихся шахматных фигур и зловония ботинок.
– Феликс?
Он поднял взгляд и увидел девчонку – Яэль, – стоящую в дверях, чистую, свежевымытую. Влажные волосы, почти прозрачные, окаймляли лицо. Засохшая кровь и многодневная грязь исчезли, как и все засохшие царапины. Синяки приобрели менее насыщенный зеленоватый оттенок. Даже одежда её стала мягче: мешковатый вязаный свитер, похожий на те, что делала мать Феликса. Когда-то давно. Рукава его были слишком длинными, тёрлись о костяшки пальцев девчонки, пока она помогала Феликсу сесть.