– Что случилось? – глаза её осмотрели последствия шахматной катастрофы и обратились к парню. (Такие печальные. Такие яркие. Слишком печальные. Слишком яркие). Видела ли она его? Знала ли, что Феликс сделал? Что планировал сделать?
Не смотри на дверь. Не думай о телефоне за ней. Легче решить, чем сделать. Было ли ей так же трудно – этой волчице в шкуре Адель – прятаться у всех на виду? Что происходило под маской лица Адель, глаз Адель, когда они остановились на привал в вечерней пустыне, когда Феликс рассказывал, как сильно она нужна семье? Когда девушка подняла свой П-38 и опустила его – с силой, до крови – на его череп?
Феликс стиснул зубы. Эхо обоих пистолетных ударов собиралось на границе его челюсти.
– Я пытался ходить.
– О, Феликс… – Губы Яэль сжались в линию, полные чувств, о которых он мог лишь догадываться: Стресс? Подозрение? Сожаление? – Ты только что пережил серьёзную травму. Тебе нужен отдых.
– Сложно отдыхать, когда вокруг… творится такое, – Не смотри на дверь. Не думай о том, что штандартенфюрер Баш ждёт твоего звонка. – Мне не нравится сидеть сложа руки. Никогда не нравилось.
– Я понимаю. Хотя я бы не назвала восстановление после ампутации «сидением сложа руки». – Она изучающе посмотрела на него. Губы сжались плотнее. – По крайней мере, твоё лицо выглядит лучше.
– Твоё тоже. Если, конечно, оно твоё. – Слова ужалили, слишком близки они были к тому, что на самом деле чувствовал Феликс. Искренность, буйный нрав. Он не должен позволять девчонке видеть такие бурные эмоции. Настала его очередь взять их под контроль и превратить в то, что она желала услышать. – Эту деталь сложно отследить.
– Это лицо не моё, но и не чужое. – Яэль прочистила горло. – Знаю, я многое должна объяснить. Как много эсэсовцы рассказали тебе обо мне?
– Только то, что ты можешь манипулировать своей внешностью. Они были не особо разговорчивы, – вспомнил Феликс. – Допрос был в основном односторонним. Скорее, там не было сторон. Они пытались выбить ответы, которых я не знал. Я мог рассказать только о собаках, я… я не собирался… – ложь, ложь, всё ложь, – но было так мучительно, и я так хотел, чтобы боль прекратилась.
– О собаках?
– На твоей руке. – Он кивнул на рукав свитера. – Татуировка.
– Это волки, – Яэль закатала вязаные узлы пряжи на предплечье, чтобы показать ему.
Да, волки. Теперь, вблизи, он мог рассмотреть их лучше.
– Волки – любимые животные Гитлера, – сказал ей Феликс.
Тошнотворный факт, вываленный по привычке. Когда они были младше, Адель вбивала это знание всем, кто готов был слушать, выпячивая грудь от гордости, что название духовного животного фюрера созвучно с её фамилией. Это совпадение вызывало у одноклассников трепет, и они