Остальные стояли полукругом, наблюдая за его мучениями. Хенрика скрестила руки.
– Если ты не гаубица или не владелец ключей, через эту дверь тебе не пробиться, – заявила она.
Феликс прижал руку к груди, пытаясь подавить крик.
– Ч-что она там делает? Она же обычная девушка…
Все женщины в комнате наградили его испепеляющими взглядами.
Лука фыркнул.
– Твоя «обычная девушка» может нанести огромный вред. – Девушка с тёмными корнями волос оторвалась от радиоустановки и закатала рукава, демонстрируя царапины, оплетающие внутреннюю часть её предплечий. Работу ногтей. – Она дерётся как тигрица.
– Потому что вы держите её ВЗАПЕРТИ целый месяц! – Худший кошмар его сестры: оказаться запертой без возможности выбраться. Неудивительно, что сталь содрогалась за спиной Феликса от пинков, ударов кулаков и всего, что попало Адель под руку. – Где ключ?
Хенрика не расцепила рук: «Мы держим Адель там ради всеобщей безопасности. Главным образом, её. За пределами пивной военная зона, а у неё лицо девушки, которая стреляла в Гитлера».
Лицо, которое ВЫ украли! Феликс едва успел проглотить это обвинение. Он не должен выпускать гнев, не может позволить им увидеть.
– Где ключ?
Хенрика повелевала чужой свободой так же действенно, как Баш. Дверь согласились отпереть только при условии: Феликс берёт на себя всю ответственность за сестру. Если Адель навредит кому-либо или чему-либо, оба Вольфа отправятся в кладовку.
Ясно?
Ясно. (Хоть что, лишь бы вытащить её оттуда).
Когда дверь открылась, Адель закрыла лицо рукой, зашипев от яркого света. Феликс и его сестра от природы были бледными, но месяц без солнца сделал Адель почти прозрачной. Единственный цвет был на её руках, сбитых до крови о стальную дверь. Когда Феликс заглянул в кладовку в поисках освещения, но обнаружил только цепочку переключателя. Без лампы.
Они заперли Адель одну в темноте.
Одна. В темноте.
Всё это время.
– Феликс? – Адель уронила руку, часто моргая в попытке привыкнуть к свету и стоящему перед ней брату. – Как… что…
Лопатки Яэль, будто обрезанные крылья, впились в предплечья Феликса, когда он обнял её. Они всегда были такими острыми? Или Сопротивление, кроме прочего, заставляли её голодать?
Рана Феликса горела, а сестра вырывалась (она никогда не любила объятия дольше трёх секунд, ещё одно доказательство, что это Адель, настоящая Адель), но она держал её крепко, боясь того, что может случиться, если отпустит.
– Ай, Феликс! – Адель всё же умудрилась вывернуться из его захвата. Казалось, она была готова кого-нибудь ударить – кулаки стиснуты, губы поджаты, – осматривая остальных собравшихся. Взгляд её застыл на…