– Из Германии нет никаких новостей? – спросила Яэль, пытаясь удержать в душе грозовое облако.
Райнигер и Хенрика ещё живы. Ещё борются. Они должны! Но нет способа узнать это наверняка. Попытка связаться с друзьями с помощью одной из полевых радиостанций Пашкова будет тщетной. Ей понадобятся «Энигма» и соответствующие роторы, чтобы сообщения, передаваемые в подвал пивной и обратно, имели смысл.
– Никаких, кроме выпуска «Разговора с Канцелярией». Мы не сомневаемся, что спасение Гитлера многое изменит. – Улыбка сошла с лица Мириам, сменившись решимостью. – Но пути назад уже нет. Теперь мы можем делать лишь одно.
– Что именно? – За тысячи километров от друзей, без возможности узнать, живы они или нет, Яэль была в смятении. Она сделала так много. Но недостаточно. Всё вокруг менялось, менялось, менялось, не поддаваясь контролю.
Но когда взгляд Мириам, горящий золотом и стремлением, встретился с её, Яэль начала верить, что всё возможно. Её третий волк жив! Армия уже в пути!
– Надеяться, – поведала Мириам. – Надеяться и сражаться.
Лихорадочные кошмары продолжали приходить – тёмные, как плесень, опутывающие своей паутиной. Феликсу снилось, что он стоит у люка в Иммельмане IV и сжимает тросы парашюта, чтобы в следующую секунду понять, что это всего лишь горчичные нитки обивки старого стула Мартина, которые распускаются всё больше и больше, чем сильнее Феликс их тянет. Стая собак вырывается из темноты и утаскивает его через люк в небо. Они воют, Феликс кричит.
Он падает! Падает! Ради Адель!
Внезапно парашют раскрывается, вздымаясь вокруг него, медленно скользя вниз. Он опускается у ног старухи, которая смотрит на Феликса так же, как когда-то его мать – глаза одновременно светятся любовью и страхом. Выражение человека, готового к потерям, боящегося их. Феликсу хочется сказать ей, что всё будет хорошо. Он вернется в Германию. Он всё починит.
Но затем морщины старухи начинают слезать – лицо скручивается, как плохо наклеенные обои, обнажая черты той девушки. Парашют вновь подхватывает Феликса, поднимает, уносит – белизна и кровь. На этот раз он падает у лап полузверя. Мех покрывает голову и уши мужчины; на руках острые серебряные когти. Воздух тяжёл от ужасной вони: гнилых яблок, из которых вытекли все соки. Нет, не яблок. Мяса…
Феликс понимает – внезапно, панически, – что ему нужно убираться отсюда. ЕМУ НУЖНО УБИРАТЬСЯ ОТСЮДА! Но везде руки, руки, они держат Феликса, пока серебряные когти подбираются ближе к его пальцам.
Кошмар потух, когда зверь приступил к трапезе.
* * *
Феликс знал, что не спит, из-за боли в пальцах. Было такое чувство, словно сапог Баша опускается на них снова и снова. Каблук, треск, поворот. Феликс решил, что боль – хорошее дело, признак исцеления.