– Ну, проходи, – обреченно вздохнул Михаил Иванович. – Поговорим.
Лиля села на диван:
– Ты помнишь, что у меня сегодня день рождения?
– Я помню, – кивнул Говоров.
Он уже примерно представлял, что за этим последует…
– Ну что, папочка, – с вызовом спросила Лиля, – сделаешь своей любимой дочуне подарок?
– Ну что ж, я готов, – усмехнулся Михаил Иванович, вдруг понадеявшись, что дочка попросит что-нибудь такое, вполне реальное – луну с неба, скажем! – а не то невозможное, что задумала попросить.
Он видел ее насквозь!
И не ошибся…
– Выгони ее, – металлическим Маргаритиным голосом произнесла Лиля. – Это будет для меня самый лучший подарок!
Говоров постоял молча, сдерживая себя. Не дочь хотелось ему ругать всеми самыми кошмарными словами! Себя…
За то, что заварил когда-то такую кашу. Он хотел как лучше, а что вышло? Разбил сердце себе, Тасе, Лильке…
«Поедешь сопли жевать парторгом в село!» – вспомнились вдруг слова Шульгина. Сейчас он страстно хотел бы оказаться этим самым сельским парторгом – а чтобы рядом с ним были Тася и Лиля.
И все! И больше ничего и никого не нужно!
Чего он тогда испугался, дурак?..
Маргарита сказала – положишь на стол партбилет. Ну и положил бы…
Сейчас он вполне искренне готов был на все, только бы повернуть время вспять. Но время не автомобиль, его не развернешь!
– Лилька… – пробормотал Михаил Иванович, садясь рядом с дочерью на диван. – Ты не знаешь. Но…
Сказать ей все? Открыть глаза?
Нет. Тася права. Поздно!
– Не могу… – с тоской покачал он головой.
Не надо ничего объяснять. Дочь или захочет понять или нет.
Не захотела!
– А ведь ты был для меня самым лучшим, – с невыразимой болью пробормотала Лиля. – Самым главным человеком в жизни! Не мама! Не Котя! Ты!
Говоров только и мог, что молча смотреть на ее залитое слезами лицо – и слушать.
Он виноват. Он заслужил.
– Знаешь, еще когда здесь висел портрет Сталина, – Лиля кивнула на стену, – я подходила к нему и шептала: «Спасибо тебе, дорогой Сталин, за лучшего папочку на свете!» А когда стала больше понимать, шептала: «Спасибо, что ты его не тронул!»
Говоров угрюмо молчал.
– Я тебя так любила, папа!
– Люлька! – не выдержал он, вскочил, бросился к дочери, но остановила его взмахом руки, словно отшвырнула:
– Нет больше Люльки! Она выросла! Ей сегодня шестнадцать лет!
– Люлька… – позвал безнадежно Говоров, но никто не отозвался: Лиля выскочила из кабинета.
* * *
Тася так и не ложилась в эту ночь. Долго, бездумно сидела на кровати, а едва рассвело, принялась укладывать вещи. Немного их у нее было: этих платьев, туфель, кофточек, – и сборы будут недолги. Но она спешила, чтобы закончить все раньше, чем снова придет Михаил.